На ножах   ::   Лесков Николай Семенович

"

Так сказал бы и Лесков в ответ на пересуды тех критиков, которые непременно хотели зачислить его в катковский лагерь консерваторов.

Трезво относясь как к охранителям существующего строя, так и к разного рода авантюрным "желчевикам" и "нетерпеливцам", Лесков пытался отстоять независимость своей общественной позиции. Поэтому символическое название романа в другой сюжетной ситуации обретает и иной смысл.

Когда любимый герой Лескова Подозеров, после столкновения с "негилистами", предстанет перед читателями нравственно истощенным и физически разбитым, его близкий друг и поверенный в делах Форов воскликнет: "Нет, теперь нет союзов, а все на ножах". И это восклицание как нельзя лучше пояснит политическое и экономическое кризисное состояние России, безрезультатно пережившей революционную ситуацию.

Создавался роман "На ножах" в беспокойные и беспорядочные дни жизни Лескова. Не случайно в своем самом последнем предсмертном интервью автор скажет о нем: "По-моему, это есть самое безалаберное из моих слабых произведений" {Новости и биржевая газета. - 1885. 19 февр.}. Связанный обязательствами перед журналом, Лесков "гнал" роман так, что за ним не успевал переписчик. По приятельству роман перебелила Е. С. Иванова, участница дружеского кружка, сложившегося вокруг семейства Лескова в эти годы.

Следует сразу сказать, что идейного единства с редакцией "Русского вестника" и М. Н. Катковым у Лескова не было. Роман подвергся в рукописи грубой правке. Редакционные мытарства отражают письма к Н. А. Любимову, "правой руке" М. Н. Каткова, от которого больше всего и пострадал роман. "... Никак не ожидал и не мог ожидать выхода своей работы в таком оконфуженном виде... - с тревогой писал Лесков редактору. - Убийственнее всего на меня действует то, что я не могу взять себе в толк причин произведенных в моем романе совсем уже не редакторских урезок и вредных для него изменений. Так: вылущены речи, положенные мною в основу развития характеров и задач (например, заботы Форовой привести мужа к Богу); жестоко нивелирована типичность языка, замененная словами банального свойства ; ослаблена рисовка лиц и даже допущен nonsens (разговор о законе, имевший смысл лишь после разговора о разводах - что выброшено совсем во вред)...

Крайне расстроенный и огорченный, я не нахожу даже слов, как уместнее выразить Вам мою просьбу помилосердствовать надо мною и не отнимать у меня средства окончить работу с уверенностью, что Вы не отвергаете во мне известной доли смысла и сознания для того, чтобы соображать материал моей постройки..." {Письмо от 18 ноября 1870 // Лесков Н. С. Собр. соч. - Т. 10. - С. 277-278.}.

Несмотря на заинтересованность в гонораре, Лесков вполне определенно дает далее понять редактору, что он, при всем "тяготении к уважаемой редакции "Русского вестника", если та не ослабит свой пыл, "должен отказать себе в удовольствии служить ей... должно быть мало пригодными силами" {Там же. - С. 278.}.

Только преднамеренно исказив факты, можно назвать роман произведением, "выполненным по рецептам Каткова" {Там же. - С. 278.}. Отношения с редакцией у Лескова складывались при обоюдном непонимании и так его нервировали, что даже о неудачно написанном к нему письме третьего лица он язвительностью говорит: "Письмо Ваше страдает неполнотой, точно Любимов "приготовил его к печати". Работу с Любимовым Лесков называет "любимовские пытки", а самого его "ужасный человек, Аттила, бич литературы".

Обращаясь к П. К. Щебальскому (1810-1886), историку и критику, близкому к редакции "Русского вестника", Лесков в отчаянии просит защитить его от Любимова: "Помогите, Бога ради, если чем можете подействовать на сего ужасного оператора" в.

Не понимая целей редакторской правки, Лесков в том же письме сообщает о Любимове: "...