На своей земле   ::   Вульф Шломо

В тишине нагло запел мой мобильник. Я выхватил его из кармашка и нажал кнопку.

"За нас не беспокойтесь, - неприлично звонко кричала Таня. - Нам целую дивизию придали!" "Почему?" - глупо спросил я, стесняясь самого факта разговора в таком месте и в такой час. "Так тут к вам само главное миролюбище едет. Выразить свои искренние соболезнования."

Она не сказала, кто именно едет, но все почему-то поняли и начался возмущенный гомон. Даже Рома снова поднял голову, а Ицик беспомощно и громко заплакал...

Здесь необходимо не столько лирическое, сколько политическое отступление.

Я по природе человек незлобивый, флегматичный и, сколько себя помню, толстый, рыхлый и более чем мирный. Мой избыточный рост и вес создали мне еще в школе такую репутацию, что меня не особенно задирали. То же было и в армии. Все знали, что если меня всерьез обидеть, то мой кулак мягкий, но тяжелый. Мир для меня всегда был лучше ссоры. Именно таким я приехал в Израиль и тут же определил свое политическое пристрастие к лагерю мира. Поскольку славная КПСС отбила у меня охоту вступать в любую партию, я был беспартийным активистом партии энергии. Все это продолжалось до тех пор, пока поток умелой пропаганды заменял мне реа-лии. Потом я стал внимательнее приглядыватья к своим кумирам. И чем больше я их расшифровывал, тем в больший гнев приходил от их бессовестной лжи и лицемерия. Сначала это коснулось того, что меня тогда больше всего интересовало - трудо-устройства академаим. Но потом они, казалось, вообще закусили удила и пошли вразнос уже в деле урегулирования отношений с палестинцами. Здесь реальность так контрастировала с их политикой, что для меня слово "миротворец" стало синонимом "демагога", а лидер некогда любимой партии выглядел монстром. Он достоверно знал, что 85% палестинцев за войну с поголовным уничтожением всех израильтян и что арабский национализм страшнее даже нацистского. И, тем не менее, действуя по принципу эффективности чудовищной лжи, навязывал моему народу мысль о его вине перед всегда нападавшими на нас арабами. Поэтому, мол, им надо немедленно отдать пол-Израиля. Когда это удалось, "миротворцы" взялись за остальное, включая мой дом.

И вот я ждал встречи с одним из них...

2.

Со стороны дороги послышался нарастающий гул моторов. Навстречу конвою про-несся вертолет, выискивая снайперов. В раскрытые ворота поселения влетели нес-колько машин и микроавтобусы с прессой. Танк и два джипа прошли вдоль прово-лочного заграждения и повернули оружие в арабскую сторону. Телеоператоры запол-нили комнату, торопливо снимая смерть. Они перекрикивались, советуя друг другу выгодные ракурсы.

Миросеятель и его свита вылезали из своих машин и принимали политические позы.

Вертлявый человечек показывал им дорогу к нужному дому. Изабелла выступила вперед. "Ты господин такой-то? - спросила она. От ее потустороннего взгляда миро-хранитель остановился и попятился. - И именно ты посмел приехать выразить другу моего сына соболезнование? Пошел вон..."

Привычный ко всему депутат горько улыбнулся, блеснув очками, и пошел к толпе, собиравшейся на предстоящую встречу.

Кто-то крепко взял меня под руку. "Зяма, -плакала Таня. - Как жалко Вику... Надо же, нашли кого убивать..." "Беллу уже видела?" "Не надо пока... Но я ею горжусь! А миролюб-то каков! Любой другой на его месте провалился бы сквозь землю. Ладно, пойду его послушаю. А то вдруг никто не решится возразить!" "Я с тобой."

"Весь наш народ, - светил он очками в небо, - скорбит вместе с родственниками по-койной.