На своей земле   ::   Вульф Шломо

Наша партия, в то же время, подтверждает свое неизменное мнение: убий-ство совершили не палестинцы, а наши близорукие правители, которые, играя на патриотизме еврейского народа, провоцируют наших соседей на теракты самим фак-том существования поселений, подобных вашему! Элементарное чувство ответ-ственности должно продиктовать вам решение о добровольном переселении ваших семей в безопасную зону. Я понимаю, что бесполезно говорить вам о чувстве спра-ведливости и гуманизма по отношению к завоеванному нами народу. Но вспомните - мы, евреи, когда нас держали в подчинении англичане, тоже боролись за свое осво-бождение с оружием в руках. Вместо того, чтобы попусту тратить силы на негодо-вание по поводу агрессивного поведения наших партнеров по мирному процессу, бо-рющихся за свою независимость доступными им методами, нам следует прежде все-го сделать главный шаг на пути к нормализации обстановки: ликвидировать посе-ления, предоставить все сооружения в распоряжение тех, на чьей земле они постро-ены и продолжать мирно жить в Кфар-Сабе, Нетании, Ор-Йегуде..."

"А спросить можно? - спросила в тишине Таня. Монстр с удивлением смотрел на голубоглазую блондинку - не из Европы ли дама, что стоит рядом с высоким седо-власым джентльменом при галстуке. Но его успокоило, что та говорила на иврите с едва заметным русским акцентом. Он снисходительно кивнул и вытер платком высокий лоб. - Какой вред где-либо в мире причиняют окружающему населению фермы, выращивающие не марихуану, а первоклассные цветы и помидоры? В чем видит ваш партнер по мирному процессу угрозу палестинцам от существования курортной гостиницы на берегу моря, если на ее территории не установлены системы залпового огня, нацеленные на Газу? И какая гарантия, что тот же партнер не воспринимает Ор-Йегуду таким же ущемлением своей независимости, как и это поселение?"

Журналисты с интересом снимали эффектную даму крупным планом. Ее визави слу-шал невнимательно. Все эти соболезнования, политические склоки на публике и го-рячность его оппонентов давно ему осточертели. Как и вся его деятельность, с кото-рой он просто не мог свернуть, не потеряв свою политическую нишу и все связанное с ней в этой нелегкой жизни. Он не воспринимал всерьез ни свои, ни чужие доводы, достоверно знал, что Арафат, конечно, сукин сын и мерзавец, враг евреев и прочее, но какое это все имеет значение? В конце концов, уборщик на пляже, сметая на совок вчерашнюю блевотину, вовсе не обязан ее нюхать. Работа есть работа. Не почетная и не позорная. У этого известного всему миру человека миротворчество было работой. А люди, подобные этой довольно привлекательной особе, были ему отвратительны своей неприличной в наше время искренностью. Надо ее поставить на место, поду-мал он. И сделать это надо самым убедительным образом...

"Прости... геверет, ты что, здесь живешь?" "Нет, я живу в Хайфе. И здесь потому, что именно тут вы с Арафатом убиваете моих друзей." "Но по национальности ты..." "...такая же израильтянка, как и ты, господин экс-министр. И это, пожалуй, един-ственный случай за последние десять лет, когда я этого стыжусь. Ибо держать на свободе в Израиле таких израильтян как ты - позор для моей страны." "А за что же, по-вашему, меня... нас всех, кто вас в нашем Израиле не устраивает, держать в тюрь-ме?" "Как это за что? В любой стране ее гражданин, проявивший открытое сотрудничество с врагом во время войны, немедленно отправляется на скамью под-судимых. Даже если у него хватает наглости приехать полюбоваться на свою не-виную жертву."

"Весь мир, - взорвался потный волосатый тип из свиты миротворца, поражается бессердечию поселенческих чудовищ, которые приносят жизни собственных жен и детей на алтарь своей фашистской идеологии - оккупации другого народа!" "Зяма, - вдруг обратилась ко мне Таня. - Ты здесь чем занимаешься?" "Судомоделизмом, - растерялся я. - Готовлю модель к выставке в Париже.