Праздник   ::   Вальдберг Геннадий

Подъема еще не было. Красный фонарь над тумбой дневального. Спинки нар как лианы в лесу. И какая-то живность внизу - скребется, попискивает, - а над нею тысячи храпов, будто отогнать эту нечисть пытаются. Хищно ухает Юрка Попов. Как немазаная телега скрипит Майкл. Ему вторит Филька-студент, но получается у него жалостливо, будто флейта, но с трещиной. Начнет вызванивать ноту - и тут же воздух кончается. Генка мурлычит, протяжно, в стон переходит. А Борька - тот геликон наполовину с ударными: наглотается воздуха, клацнет зубами и - брр, брр - отдувается. И Лешка представил, что это вовсе не лес, а оркестровая яма. Дирижера бы только сюда, чтобы тростью взмахнул, обронил аккорд или ноту... Лешка щелкнул раз-другой языком, ногтем по зубам как по ксилофону прошелся, даже присвистнул... Но нет. Обделила природа. Столько денег мама на педагогов ухлопала. А он ля от до отличить не может.

И он свесил ноги, отыскал сапоги и побрел в умывалку. В умывалке на холодной длинной скамейке курил Петька Кочев. Рядом коробка с крысиной отравой. Рукава по локоть закатаны, пальцы красные... Но Лешка его не сразу заметил, только когда трусы под льдистой струей полоскать начал.

- Меньше эмоций - больше полюций! - выдул колечко Петька.

- Дай закурить.

- Нету. Последняя.

- Хотя б затянуться.

Петька нехотя дал. Потом спрятал руки под зад, после холодной воды никак не согреются.

- Онанировать надо, - посоветовал Петька. - Или к блядям почаще ходить. Будь я командиром, специально бы день назначил.

Окурок оказался коротким, и Лешка обжег губы.

- Здоровому мужику без бабы нельзя. Это я тебе как врач говорю.

У петькиных ног на полу лежал какой-то сверток, и Лешка бросил туда окурок.

- Во, падлы! - толкнул ногой сверток Петька. - Свои же сожрали!

- Кто свои? - не понял Лешка.

- Крысы крысу! Через трубу в умывальнике хотела вылезти.

Не вышло - по величине застряла. Живьем весь хребет обглодали. Он брезгливо, носком сапога, отвернул край газеты. Лешка не хотел смотреть. Разве через силу, в пол-глаза... - Ведь ее же мясом отравятся. А все потому, что тупые. Ни хрена не смыслят.

Валерка лежал, свернувшись в калач, с пузырьками пота на лбу, и мелко дрожал. Борька отдал ему свое одеяло, но Валерка все равно продолжал дрожать.

- Совет-то подействовал, - заворачивая портянку, прыгал на одной ноге Генка.

А Сундук уже носился по роте, срывал одеяла и матерился, так что стены дрожали:

- Подъем! Мать вашу!... Подъем!

Он забежал в проход, где лежал Валерка, но, столкнувшись с Борькой, одеяла трогать не стал.

- А ты чего тут болтаешься?! - налетел он на Фильку-студента. - Все уж в строю! - и ринулся дальше.

- Да вот, книгу ищу, - как всегда с опозданием начал оправдываться Филька. - В тумбочку положил. Второй том "Карамазовых"... - и видя, что старшина его бросил, пристально посмотрел на Лешку. - Случайно не видел?

- Нет, - отмахнулся Лешка.

- И кому нужно? Ведь второй... С середины читать?...

- И с начала не будут, - поправил бинты на ухе Майкл.

- Так зачем же тогда?

- А так просто.

- До санчасти дойдешь? - подсел Лешка к Валерке.

- Попробую, - клацнул зубами Валерка.

А перед завтраком заявился Женька Желтков. Пуговицы блестят, бляха на ремне самоварным золотом отливает. Грудь колесом, из-под шапки чупрын торчит. Волосы ему разрешали носить длиннее, чем прочим, и Женька этим гордился. И тем, что шапка у него не как у других, не из дерюжки какой-нибудь, а меховая, офицерская. И сапоги не кирзовые - яловые, какие только старшинам и сверхсрочникам выдают. Да и весь он: каждый сустав играет, глаза туда-сюда зыркают - "Ефрейтор Желтков по вашему приказанию явился!", "Так точно, товарищ майор!", "Будет выполнено!" - и каблуками хлоп-хлоп, и так звонко, так счастливо, будто ничего лучшего па свете и нету.