Сиеста вдвоем   ::   Кортасар Хулио

Все синее, да? Пойди-пойми, почему в тот день, когда они листали альбом, их особенно заинтересовала именно эта картинка, ведь на других ну черт-те что, полный бред, к примеру та, с названием Orphйe, в словаре сказано, что Орфей – покровитель музыки, и что он сошел в ад, но тут никакого ада, обыкновенная улица и красные кирпичные дома, чем-то похожие на те, что были в начале ее страшного сна, только дальше все уже иначе, там – переулок-тупик и мужчина с розовой искусственной рукой, а здесь по улице мимо кирпичных домов вдет голый Орфей. Ванда, сперва не поняла, думала – голая женщина, но Тересита – хи-хи-хи, и ткнула пальцем в то место – смотри! Ну да, конечно мужчина, совсем молоденький, они долго разглядывали Орфея и недоумевали – а что это в саду за женщина, почему стоит спиной к нему и молния на юбке до половины расстегнута, разве в таком виде гуляют в садах?

– Да это какое-то украшение! – сообразила Ванда. – Вроде молния, но если присмотреться, то ли шов, то ли складка. И с чего этот Орфей нагишом идет по улице, да и причем тут женщина, зачем ей стоять спиной к нему, за оградой? Бредя-тина полная! Орфей похож на женщину – такие бедра, белая кожа, если б не эта штука, конечно.

– Давай поищем другую картинку, где это нарисовано получше. – Сказала Тересита. – А ты хоть раз видела их голыми?

– Я? Откуда! – воскликнула Ванда. – Вообще-то знаю, но видеть – откуда! У них, как у мальчиков, только все побольше, как у Грока, но он же собака.

– Лола говорит, что если они влюблены, у них это становится длиннее раза в три и тогда бывает, ну… оплодотворение.

– Плодо-творение? Это, чтобы иметь детей?

– Ой, ты еще совсем дурочка. Посмотри-ка, здесь, похоже, та же улица, но уже две голых тетки. Интересно, с чего этот псих рисует голых теток? Знаешь, кажется, эти женщины незнакомы друг с другом, встречаются и каждая идет себе в свою сторону, просто обалдеть! Совсем голые на улице и ни один полицейский не остановит. Где и когда такое бывает? А вот, посмотри – мужчина, похоже, одетый, но зачем-то прячется в доме, только и видно – его рука и лицо. А на женщине вместо платья – ветки с листьями, нет, они того! Это точно!

– Больше тебе такое не приснится, – ласково говорит тетя Лоренса, поглаживая ее по волосам, – ни за что не приснится, спи, спи.

– Да, правда, у тебя тоже волосики, но чуть-чуть, – сказала Тересита. – Странно, ты еще, как маленькая. Дай мне прикурить. Да иди сюда, иди!

– Нет, ну нет! – кричит Ванда, пытаясь вырваться – Ну что ты делаешь, я не хочу, пусти!

– Вот дурочка! Подожди, я тебя научу. Да я ничего не сделаю! Не дергайся, сама узнаешь, как будет замечательно.

Ванду отправили спать сразу после ужина и ни одна из теток не подставила ей щеку для поцелуя. За ужином стояла мертвая тишина, словно все оцепенело, как на тех картинах, лишь тетя Лоренса, посматривая на нее, придвинула к ней тарелку с супом. После ужина послышались голоса с пластинки тети Аделы и они будто обвиняли ее, Те lucis ante terminum. Она твердо решила умереть и сладко плакала, воображая, что станет с тетей Лоренсой, когда та увидит ее мертвой, да все они будут раскаиваться, ведь она непременно покончит с собой, возьмет и бросится с крыши в сад или вскроет себе вены лезвием «жилетт», возьмет у тети Эрнестины, но не сейчас, сперва надо написать прощальное письмо Тересе и сказать, что она ее простила, а другое – учительнице по географии, которая подарила ей атлас в красивом переплете.