След человека   ::   Москвин Николай

Прошло две недели, и он будто снова явился. Наступил Лизин день рождения, и мама положила ей на стол синюю книгу - от отца. Это было удивительно! Словно сам поздравил, обнял, поцеловал в волосы, как всегда...

О Седове она уже знала - отец часто рассказывал - и тотчас стали рассматривать картинки. Лх, вот он какой! На снимке со старой фотографии стоял человек в короткой шубе с поднятым воротником.

А вот его матросы - Линник и Пустошный. Тоже герои...

А это уже не снимок, а рисунок художника: человек лежит на санях навзничь, и двое людей сквозь пургу на лямках волокут сани вперед, к полюсу. Курс - норд!

Даже по картинкам было так, как рассказывал отец.

Но не Седов, не книга, а вот то, что не забыл, оставил, будто сам сейчас подарил!..

Часто бывает с домашними книгами - положена, переложена, смахивается с нее пыль, а так и остается непрочитанной. Прочитала ее Лиза только этой весной, чуть не пять лет спустя, и вдруг заговорила о полярнике и дома и в школе... Мальчикам бы эту книгу, но и девочки в шестнадцать-семнадцать лет ищут, ждут смелых, необыкновенных дел... И Лиза стала налево-направо давать книгу подругам, каждый раз прибавляя: "Это папа мне подарил!"

Да, спустя столько лет он опять напомнил о себе. Не было ничего общего между отцом и Седовым, но то, что он любил этого неустрашимого человека, как и она теперь полюбила его, сближало ее с отцом и как бы делало ее совсем взрослой: она думает так же, как и отец...

Все подруги прочли книгу, кроме Светланы. И, может, только перед Светланой, длинноногой девочкой в очках, Лиза впервые вслух, от всего сердца, высказала свое отношение к прочитанному. Свое и отцовское вместе. Она запомнила этот день.

Было воскресенье. Над парком культуры стояли белые круглые облака, и узкие голубые лодочки-качели свечкой взлетали к ним. Лиза и Варя, стоя по краям лодки и попеременно упираясь ногами, раскачивали ее все выше, все круче. Иногда от хохота, от изнеможения Лиза пропускала свой черед упереться и качнуть. На Светлану нельзя было смотреть без смеха: она сидела в середине лодки согнувшись, судорожно держась за голубые борта, и каждый раз, как лодка становилась вертикально, пронзительно взвизгивала и закрывала глаза.

- Слушай, Светланка! Нет, слу... - Лиза давилась смехом. - Ну зачем ты глаза закрываешь? Ви... ви...

визжи лучше с открытыми!

Потом они играли в волейбол, купались.

В парке стояло великое множество столбов с указателями и объявлениями, и даже было как-то досадно читать их: всего за день не увидишь, везде не побываешь.

Лиза вдруг остановилась перед одной афишкой - в каком-то тут зале сегодня будет лекция о Седове.

- Седов! - проговорила она,не двигаясь.

- Ну и что? - простодушно спросила Светлана.

Лиза молчала, а Варя, которая бывала у Шуваловых дома, сказала Светлане:

- Ну как же! У нее портрет его висит над столом!

Она сказала это улыбаясь, но как о непреложном, как о том, что должно быть. Она часто спорила с Лизой, не соглашалась с ней, но в душе чувствовала, что Лиза как-то старше ее, умнее, лучше. И, если Лиза что делала, значит, так и надо делать. Вот Седов... У Лизы над столом висело три портрета: Павлов с квадратной подстриженной бородой, худощавый, в форме бригадного комиссара Островский и человек в меховой куртке.

Первые два портрета и Варя бы повесила - этих двух все знают, любят, но вот тот, в меху, с глазами, сощуренными от яркого снега... Но то Варя, а у Лизы были свои доводы.

- Почему? - опять спросила Светлана.

Лиза посмотрела на нее и промолчала - после смеха и визга как-то трудно было начать говорить об этом.

Они пошли по дорожке к павильону с мороженым, видневшемуся под купой деревьев. Зубчатый полотняный навес павильона трепетал под ветром и отсюда напоминал палубу парохода.