Столпы Земли   ::   Фоллетт Кен

Погонщик вола и помощник шерифа переглядывались в ожидании команды. Молодой священник со зловещим видом нетерпеливо подталкивал шерифа, который все медлил, давая вору допеть свою песню до конца. Казалось, сама смерть терпеливо ждала, когда смолкнет чудесный голос.

Бедную пташку охотник схватил, Свободы лишив навсегда. Все люди и птицы должны умереть, Но песня жить будет всегда.

Когда закончилась песня, шериф взглянул на своего помощника и кивнул. «А-ап!» – погонщик щелкнул хлыстом. Телега заскрипела, стоящий на ней осужденный закачался и, потеряв последнюю опору, повис. Веревка натянулась, и шея несчастного, хрустнув, переломилась.

Послышался пронзительный крик, и все посмотрели на девушку.

Но кричала не она, а жена ножовщика. И все же причиной ее крика была именно девушка, которая опустилась на колени перед виселицей, вытянув вперед руки, готовая послать проклятия палачам своего мужа. Стоявшие рядом в ужасе попятились: каждый знал, проклятия тех, кто несправедливо пострадал, обязательно сбудутся, и все чувствовали в этой казни что-то неправедное. Даже мальчишки испугались и притихли.

Девушка остановила взгляд своих гипнотизирующих золотистых глаз на трех чужаках – рыцаре, монахе и священнике, – и ее звенящий голосок разнес над площадью грозные слова проклятия: «Да не оставят вас болезни и горе, голод и страдание, да сожрет огонь жилища ваши, и да будут повешены дети ваши; пусть процветают враги ваши, а вы состаритесь в тоске и печали и умрете в нищете и отчаянии...» Еще не растаяли в воздухе последние слова проклятия, как девушка выхватила из мешка, лежащего рядом, петуха, в ее руке блеснул нож, и одним движением она отсекла голову птицы.

Фонтаном брызнула кровь, и обезглавленный петух был брошен к ногам трех чужаков, которые с отвращением отпрянули, но кровь достигла каждого из них, обагрив лица и одежды.

Девушка побежала прочь.

Толпа расступилась, давая ей дорогу, и вновь сомкнулась. Какое-то время все были в смятении. Наконец шериф призвал стражников и приказал преследовать беглянку. Они стали пробиваться сквозь толпу, грубо расталкивая мужчин, женщин и детей. Но девушки уже не было видно, и, хотя шериф пытался ее разыскать, она словно провалилась сквозь землю. Раздраженный, он повернул назад.

Рыцарь, монах и священник ничего этого не видели, стоя в оцепенении около виселицы. Шериф проследил за их завороженными взглядами. Повешенный слегка покачивался, его бледное лицо посинело, а под ним в предсмертной агонии, описывая рваные круги на обагренном кровью снегу, метался обезглавленный петух.



Часть I

1135-1136

Глава 1

I



На берегу весело журчащего ручья, что бежал по широкой долине, у подножия пологого холма том строил дом. Работа спорилась, и стены уже поднялись на высоту трех футов. Двое нанятых томом каменщиков скребли, шлепали и пристукивали своими мастерками, в то время как их подручные обливались потом под тяжестью массивных каменных блоков. Сын тома Альфред замешивал строительный раствор, вслух считая порции добавляемого туда песка. Рядом с томом плотник мастерил скамью, тщательно обтесывая буковую доску. В свои четырнадцать лет Альфред был лишь на пару дюймов [1] ниже отца, ростом на целую голову превосходившего большинство людей. Они были очень похожи: по-мужски красивые, русоволосые, с зеленовато-карими глазами. А отличались они только тем, что у Тома была курчавая темная борода, тогда как у Альфреда лишь нежный светленький пушок. Том с умилением вспоминал, что когда-то у его сынишки и на голове вились вот такие волосики. Но теперь Альфред становился мужчиной, и Том хотел, чтобы он проявлял больше интереса к работе отца, ибо, если хочешь стать настоящим каменщиком, нужно многому научиться.