Стулик   ::   Парисов Роман

Аннотация: На поверхности – история любви современного столичного мужчины и школьницы, на фоне московской атрибутики последних лет.

Глубже – предельно искреннее повествование о поисках и обретении себя в разгар кризиса среднего возраста.

---------------------------------------------

Роман Парисов Стулик

I

«Так я Икар», – подумал я с некоторой на себя досадой. (А кому охота спалиться?..)

II

А жизнь идёт всерьёз – я становлюсь старей… Не лучше. Не добрей, не краше, не счастливей…

III

…ну разве это пустышка? – чувствует, читает, рисует, интересуется! Стремится!..

IV

Ты говорила на своём языке. Языки наши параллельны, и не слиться им.

V

Не может ну не может всё быть так черно и вон наконец красный – красный?! – это он ононон, конечно он, и я жму я лечу я парю на красный я знаю теперь точно знаю: красный – цвет – любви!!

I. РАССВЕТ

Моей многострадальной маме, тщащейся обратить меня на путь Истины, посвящается

…Всякий путь человека прям в глазах его;

но Господь взвешивает сердца.



(Притчи, 21, 2)



1

– Это… Р-р-рама-н-н-н! У тебя есть щипцы?..

Маленькое грациозное создание привычно кривляется перед зеркалом у меня в прихожей, вполне довольное своим отражением, играя длиннющими прядями, блестящими после душа.

Я – идиот и вуайерист. Я млею, мле-е-ею, замираю (ну, как всегда)… Любуюсь статуэткой (для тех, кто понимает: 172–81–60–82), и вид у меня, конечно, такой счастливый и глупый. Выбеленные на смуглом теле детские грудки торчат из-под накинутой небрежно шерстяной кофтёнки (подарок Коли?), а трусики вот не успели мы еще надеть, а догадайтесь почему…

Какие там щипцы.

А вот какие! – вся ко мне раскручивается, руки тонкие-претонкие мне на шею, губки поджимаем – вот-вот ведь заплачем… – и неожиданность свою в который раз на меня выплёскиваем. (У неё улыбка, в десятом варианте: вроде плачет понарошку, а на самом-то деле смеётся – над собой, что маленькая такая.)

– Щипцы для волос, глупый Р-ра-ман, от Фисы не остались?.. Будем делать мне букли, – теперь вдруг серьезно так смотрит. (Играется опять, конечно.)

Какие там щипцы. Растворился я уже – у неё в глазах, в головокружительных юных запахах…

– Ну Р-ра-ман, Р-ра-ман, – трясёт ласково за шею, а к горлу опять уже подступает сладкая волна… и не только к горлу.

Даже после душа не угомонятся феромоны. Нет, ещё более активными становятся. Отовсюду, изо всех уголков её тела одолевают меня запашками. Вот и стою в свежайших бризах, обтираю её в ванной. Каждому движению полотенца поддаётся она охотно и весело. Прогиб! Булочки оттопырены так, что вокруг становится светлее. (И жалко, очень жалко художественную гимнастику.) Повор-рот! Грудки доверчивы и беззаботны, им команда – ввысь тянуться, напрягая за собою весь покладистый скелетик! Она держится за мое плечо, мяукает популярное этим летом «I just can’t get you out of my head» Кайли Миноуг и теребит густые шерстяные заросли на моей массивной, блестящей… совершенно лысой груди.

Заявляет непосредственно:

– Роман! А тебе, бритому, классно так. Грудь теперь, как у дельфина! В смысле, у Тарзана. Но волосатый ты был у меня осо-о-о-обенный: неравномерный такой – слева чёрный, а справа совсем седой. Как… н-ну, пр-р-редположим… как «Шериданс»! [1]

В который раз наблюдаю: подвешен язык у Светика! Дай бог всякому. Формулировки, конечно, нехитры, но сравнения… сравненья любую броню пробьют и дикой лилией в груди распустятся.

Лето небывало жаркое. Пот льёт отовсюду, пот капает с носа, пот лезет с волос, после секса продышаться и пить, и пить… Обливаюсь холодной, выхожу не вытираясь.

…это же сколько раз за сегодня?

А Светик опять у зеркала.