Ворон - Тень Заратустры   ::   Вересов Дмитрий

- Куда? - спросил Никита.

- Ложитесь на живот и приспустите трусы, - ответила Инга.

- Если немного усилится слюноотделение, - сказала она, прибирая за собой обертки и стекляшки, оставшиеся после процедуры, - то не пугайтесь, это скоро пройдет... И вообще, все скоро пройдет...

"All things will pass away", - повторил про себя Никита и вдруг почувствовал себя необычайно беззаботным.

- Как мироощущение? - спросил его вошедший в комнату Роберт.

Инга все еще топталась в комнате, убирая в чемоданчик последние следы галоперидоловой терапии.

- Жду повышенного слюноотделения, - ответил Никита, выжидая, когда уйдет медсестра. - Откуда вы набираете медперсонал? Война с Гитлером уж пятьдесят один год как кончилась, а у вас откуда-то еще берутся такие экземпляры... В каком она звании? Унтершарфюрер?

Роберт ухмыльнулся, похлопал Никиту по плечу и сказал, присаживаясь на краешек кровати:

- Скоро вам станет совсем хорошо, и никакие проблемы не будут вас мучить, а пока давайте поговорим о вашем блестящем будущем, покуда не пришел мистер Дервиш... Джон Дервиш - не забыли? Пока он не подошел, я вам кое-что постараюсь объяснить.

Никите и правда стало очень покойно на душе.

И никуда не хотелось двигаться.

- Это очень хорошо, что вы стали интересоваться своей родословной, господин Захаржевский, - начал свою речь мистер Роберт.

Никита чувствовал себя чертовски уютно и комфортно. И даже слюни во рту, которые все время приходилось сглатывать, не беспокоили. Ему хотелось свернуться калачиком и лежать... лежать, покуда красавчик Роберт рассказывает ему свои сказки...

- Но нас, мистер Захаржевский, заинтересовали не ваши, безусловно замечательные, предки, а ныне живущие и здравствующие родственники, говорил Роберт. И слова его доносились как-то глухо-глухо, как если бы у Никиты заложило уши. - Нас с мистером Дервишем, а вот, кстати, и он... нас с мистером Дервишем интересует ваша сестра... Родная сестра, Татьяна Всеволодовна Захаржевская....

"Там она где-то... Там она где-то... Летает... - вспомнил Никита слова матери, - найди ее там, Никита, плохая она дочь, грех ей будет..." - звучало у него в ушах поверх "бу-бу-бу", что мерно бухтел мистер Роберт...

Дервиш подошел к изголовью, достал из кармана халата маленький блестящий фонарик и, оттянув Никите веко, посветил ему прямо в зрачок.

- У нас на все про все не больше месяца, - сказал Роберт.

- Зачем такая спешка? - поинтересовался Дервиш. - Этот голубок никуда не упорхнет.

- А вот дедушка Ильич может. Точнее, его грешная душа. И было бы грустно, если бы он ушел, не вкусив победы.

- Ты сентиментален, дружочек. За что и люблю...

На несколько мгновений губы собеседников слились в поцелуе.

А Никите уже было совсем все равно. Размахивая руками, он летал вместе с Танькой по двору их дома на Петроградской стороне. А мать грозила им пальцем из окна. А они с Танькой поднимались все выше и выше... В питерское серое небо.

(2)

Дедушке Ильичу шел пятьдесят первый год, но выглядел он семидесятилетним стариком. Причем смертельно больным семидесятилетним стариком. Пергаментная иссохшая кожа, вся в островках струпьев, мертвенно-онемелых или огненно-воспаленных, уже не скрывала анатомических подробностей строения черепа и костей рук. "Ходячий труп" было бы, пожалуй, неточным определением, поскольку в последние дни Александр Ильич Лерман перестал быть ходячим уже необратимо и бесповоротно. "Дышащий" - это да, хотя с огромными усилиями, хрипло и надсад но, чуть не каждую минуту припадая к ингалятору. Похоже, в схватке смертных недугов пневмоцистит все-таки брал верх над саркомой Ракоши, и до финального свисточка остались считанные мгновения... Но все же он успел... Успел... Синюшные бескровные губы искривились в подобии улыбки...