Видение суда   ::   Байрон Джордж Гордон

Попытки переделать их бесплодны:

Высокие властители земли

Настолько мне усердны и угодны,

Что мы давно к решению пришли

Им предоставить действовать свободно!

Их небеса к добру не преклонят

И к худшему не переменит ад!

XLII

Взгляни на нашу землю, повторяю:

Когда сей червь бессильный и слепой

Вступил на трон, правленье начиная,

И он и мир имели вид иной:

Его своим владыкой величая,

В покое мирном радости земной

Хранили острова его по праву

Родной уклад и добрых предков нравы.

XLIII

Взгляни, какой, покинув жизнь и власть,

Оставил он страну свою? Сначала

Он подданных любимцу отдал в пасть,

Потом его стяжанье обуяло,

Порок убогих, эта злая страсть,

Презренных душ сгубившая немало.

В Америке свободу он душил

И с Францией не лучше поступил!

XLIV

Он, правда, был орудием в руках,

Но, согласись, хороший мастер вправе

Его швырнуть в огонь; во всех веках,

С тех пор, как смертными монархи правят,

В кровавых списках грязи и греха,

Что всю породу цезарей бесславят,

Другое мне правленье назови,

Столь глубоко погрязшее в крови!

XLV

Ведь даже слов "свободный" и "свобода"

Слепой король Георг не выносил:

Из памяти народов и народа

Искоренял он их по мере сил.

Он правил долго, и за эти годы

Всему и вся он горе причинил.

Лишь тем он от собратий отличался,

Нто пьянством и развратом не прельщался.

XLVI

Был верным мужем, неплохим отцом

На троне, правда, хорошо и это,

Поститься за Лукулловым столом

Трудней, чем за столом анахорета!

Но подданным его что пользы в том?

Их стоны оставались без ответа!

Один лишь гнет, жестокий, страшный гнет,

Испытывал измученный народ.

XLVII

Его стряхнул недавно Новый Свет,

Но Старый стонет под ярмом жестоким

Ему подобных: где на тронах нет

Преемников, в ком все его пороки

Воскрешены? Лукавый дармоед

И деспоты, забывшие уроки

Истории; - никто беды не ждет,

Но пусть они трепещут: час придет!

XLVIII

Простые духом бережно хранили

Завет наивный праотцев своих:

Молились богу, но и вас любили,

Тебя, архангел, и тебя, старик.

Ужели все вы сердцем так остыли,

Что вас не ужасали стоны их,

Когда обрушил гнев несправедливый

На христиан король благочестивый?

XLIX

Он, правда, дал им право бога чтить,

Но отказал в законе и защите,

Лишая их того, чего лишить

Неверного и то не захотите..."

Тут Петр вскочил: "Нет! Этому не быть!

Вскричал он. - Прочь виновного ведите!

Скорей пускай я буду проклят сам,

Нем в божий рай пробраться Гвельфу дам!

L

За Цербера скорее стану я,

Хоть труд его не синекура тоже,

Чем допущу в надзвездные края

Ханжу и нечестивца с мерзкой рожей!.."

"Святой! - заметил Дьявол. - Страсть твоя

И правый гнев твой мне всего дороже!

А что до смены Цербера - изволь!

И наш годится на такую роль!"

LI

Тут Михаил вмешался: "Погодите!

Вы, Дьявол, да и вы, мой друг Святой!

Вы, добрый Петр, напрасно так шумите,

Вы, Сатана, порыв его простой

Из снисхожденья к пылкости простите!

И праведник забудется порой

В разгаре споров. Попрошу собранье

Прослушать очевидцев показанья!"

LII

Знак подал Дьявол. Дрогнул эмпирей

И, силе магнетической послушен,

Зажегся искрой, молнии быстрей,

Скопленья туч разрядами наруша.

От залпа инфернальных батарей

Вселенский гром потряс моря и сушу.

(Как пишет Мильтон - этот род войны

Важнейшее открытье Сатаны!)

LIII

И это был сигнал для тех несчастных,

Которым привилегия дана

Перемещаться всюду, ежечасно,

Презрев пространства, грани, времена.

Они порядкам ада не подвластны

И к месту не прикованы - одна

Владеет ими страсть к передвижению,

Но кара их от этого не менее.

LIV

Они гордятся этим. Ну и что ж?

Приятен всякий символ благородный:

Как ключ, блестящий из-под фалд вельмож,

Как франкмасонов символ ныне модный.