Зажгите костры в океане   ::   Куваев О

"Белые пятна" таяли, как снег под апрельским солнцем. Серго любил солнце, но любил и снег. Может быть, поэтому он попал с экспедицией "Союззолота" на Чукотку. После Кахидзе остались карты, остались томики геологических отчетов. Собственно, в отчетах не было ни слова о миридолите. Кахидзе искал тяжелые и нужные вещи: золото, уголь, нефть. То, что нужно было для индустрии века пара и электричества.

Его не интересовали красивые цветочки камерного царства. К счастью, Кахидзе был человек с Кавказа и, значит, немножно поэт. В те времена романтической геологии отчеты писались в свободном и ярком стиле рассказов о путешествиях. Железная рука циркуляров и предписаний еще не свела их содержание к перечислению увиденного и предполагаемого на непонятном для дилетантов языке науки.

В одном из предисловий, увлекшись в сравнении мира живой и неживой природы, Кахидзе пишет о розовых и фиолетовых красках лепидолита на фоне молочного кварца и о белых жилах этого кварца на темных склонах Чукотских гор. Он писал о том, что со временем человек научится видеть и понимать газоны цветов-минералов, парки горных пород, хрупкие листья кристаллов, узловатые стволы жил. Будет время, и человек сможет ясно ощутить и понять рождение, рост и смерть материков и морей. Он писал о том, что геология избавит от безработицы поэтов и художников, специализирующихся по природе. Кахидзе погиб в 1944 году. В его коллекциях нашли два образца с миридолитом.

Во второй половине XX века человек сух и педантичен. Из ницшеанских строк кандидата в миллионеры, из поэмы-мечты инженера-лейтенанта саперных войск Кахидзе мы просто составили "круг наиболее достоверного места предполагаемых находок миридолита". Только Мишка после одного из прокуренных заседаний у меня в комнате сказал, что он разыщет хоть одну из консервных банок, брошенных в тридцать четвертом году Кахидзе, и сделает из нее кубок. "Для лучших минут жизни" - так сказал Мишка.

Наш маршрут пересекает "круг наиболее достоверного...". Поэтому мы думаем о миридолите. Времена сменились. Блестящий, как ногти "роскошных блондинок", минерал стал нужен для сверхъемких аккумуляторов, для сплавов... если хотите, даже для производства кондиционированного воздуха.

Трагикомедия

В последний раз переходим вброд Эргувеем. Мы идем, растянувшись цепочкой. Впереди Мишка, за ним я, потом ребята, Виктор замыкает.

Где-то в горах на востоке прошли дожди. Вода Эргувеема сера, как содатская шинель, тревожно взмахивают голыми ветками вырванные водой кусты. Мишка осторожно нащупывает брод. Даже ему вода доходит до паха.

- Иах, - тревожно раздается сзади.

Я оглядываюсь и вижу огромные суматошные глаза Декадента - Вальку сбило с ног.

Не помню, как мы выскочили на берег. Вальку несло уже по самой середине. Путаясь в завязках тюков, мы гнались за ним по отмели. Черная точка головы исчезала в волнах.

- Эх, боги-черти, утонет парень! - крикнул кто-то.

Мишка бежал впереди, как невиданный яркий зверь-прыгун. Ковбойка пламенела на ветру. Боги-черти на этот раз оплошали. Вальку прибило к берегу метров на триста ниже. Мы догоняли его уже вплавь.

- На кой черт мошились? - прошепелявил Валька. В зубах у него был ружейный ремень. Рюкзака не было.

Мы долго и облегченно смеялись. Коварный северный ветерок вздувал на коже пупырышки, мы сидели на галечниковой косе и выжимали одежду. Желтая вода Эргувеема спешила на юг, вместе с ней спешил к югу и Валькин рюкзак с продуктами.

Было похоже, что придется застрять здесь на целый день. Чтобы не терять времени, Виктор один пошел искать бочку с продуктами, что заброшена весной на самолете.

Постепенно все успокоилось. Ветер и солнце сушили подмокшие вещички. Мы лежали, покуривали, разглядывали пейзаж.