Женщина   ::   Горький Максим

Сухонький, стройный этот человек не позволяет думать, что он работал много и любит работать. Рассказывая, он не жалуется, говорит просто, как бы вспоминая о ком-то другом.

Казак поравнялся с нами, расправил усы и густо спросил:

- Откуда?

- Из. России.

- Вы все оттуда, - сказал он и, отмахнувшись рукой от нас, пошел к паперти. Нос у него уродливо широк, круглые глазки заплыли жиром, лысая голова напоминает башку сома. Мальчик, вытирая нос, ушел за ним, собака обнюхала ноги наши, зевнула и свалилась под ограду.

- Видал? - ворчит Конёв. - Нет, в России народ обходительней, куда те! Стой-ко!

За углом ограды - бабий визг, глухие удары, мы бросаемся туда и видим: рыжий мужик, сидя верхом на пензенском парне, покрякивая и со вкусом считая удары, бьет его тяжелыми ладонями по ушам, рязанская женщина безуспешно толкает рыжего в спину, ее подруга - визжит, а все остальные, вскочив на ноги, сбились в кучу, смеются, кричат...

- Так!

- П-пять! - считает рыжий.

- За что?

- Шесь!

- Буде! Эхма, - подпрыгивая на одном месте, волнуется Конёв.

Один за другим раздаются хлесткие, чмокающие удары; парень возится, лягается, ткнувшись лицом в землю, и раздувает пыль. Высокий сумрачный человек в соломенной шляпе, не торопясь, засучив рукава рубахи, встряхивает длинной рукою, вертлявый серый паренек воробьем наскакивает на всех и советует вполголоса:

- Прекратите! Заарестуют всех по скандалу...

- А высокий подступил вплоть к рыжему, одним ударом по виску сшиб его со спины парня и, обращаясь ко всем, поучительно сказал: - Это по-тамбовски!

- Бесстыдники, лиходеи, - кричала рязанская, наклонясь над парнем; щеки у нее были багровые, она отирала подолом юбки окровавленное лицо избитого, темные глаза ее блестели сухо и гневно, а губы болезненно дрожали, обнажая ровные ряды мелких зубов.

Конёв, прыгая вокруг нее, советовал:

- Ты - водой его, воды дай...

Рыжий стоял на коленях, протягивал тамбовцу- кулаки и кричал:

- А он чего силой хвастал?

- За это - бить?

- А ты кто таков?

- Я?

- Самый ты?! ..

- Я те вот шаркну еще раз...

Остальные горячо спорили о том, кого надо считать зачинщиком драки, а вертлявый паренек, всплескивая руками, умолял всех:

- Оставьте шум! Чужая сторона, строгости и всё... а, б-боже мой!

Уши у него странно оттопырены, кажется, что если он захочет, то может прикрыть ушами глаза.

Вдруг в красном небе гулко вздохнул колокол, заглушив все голоса, и в то же время среди толпы очутился молодой казак с палкой в руке, круглолицый, вихрастый, густо окропленный веснушками. - Отчего шум, стерво? - добродушно спросил он.

- Избили человека, - сказала рязанка, сердитая и красивая.

Казак взглянул на нее, усмехнулся.

- Где спите?

Кто-то неуверенно сказал з

- Тут.

- Не можно. Ще церкву обворуете... Гайда до войсковой, тамо вас разведуть по хатам.

- Вот это - ничего! - говорил Конёв, идя рядом со мною. - Это все-таки...

- Ворами нас считают, - сказал я.

- Так - везде! Это и у нас тоже полагается. Осторожность: про Чужого всегда лучше думать, что он вор...

А рязанка шла впереди нас рядом с толстомордым парнем; он раскис и бормотал что-то невнятное, а она, высоко подняв голову, четко говорила тоном матери:

- Ты - молоденький, тебе не надо с разбойниками якшаться...

Медленно бил колокол, и встречу нам со дворов выползали чисто одетые старики и старухи, пустынная улица оживала, коренастые хаты смотрели приветливее.

Звонкий девичий голос кричал:

- Ма-ам? Мамка! Ключ от зеленого сундука - где? Ленты взять...

Мычали волы, отвечая зову колокола глухим эхом.

Ветер стих; над станицей замедленно двигались красные облака, и вершины гор тоже рдяно раскраснелись.