Холодное лето 53-го   ::   Дубровский Эдгар

Я не работаю, а беру сколько надо и еще вдвое. И живу красиво, – и тут Барон, говоривший все время спокойно, вдруг заорал; – Я красиво живу! А по тебе ходят, ты подошвы лижешь.

Фадеич молчал, отшатнувшись. Они снова занялись картой.

– Я исполняю долг, – сказал Фадеич.

– Да заткнешься ты вконец, козел вонючий?! – завизжал Шуруп. – Я его разорву, падлу! Дай его мне!

Крюк строго посмотрел на него, и Шуруп смолк. Витя встал.

– Всем здесь быть, когда гости подвалят, – сказал Крюк.

– Услышу, – сказал Витя.

Он вышел, прошел на камбуз, где стряпала Лида,

– Дивчина где? – ласково спросил он.

Она замычала в ответ. Он жестко сдавил пальцами ее лицо.

– Молодая где?

Она показала вверх по реке, изобразила, как гребут веслами. Он не поверил. Слова Лузги о погребе больше походили на правду, и он пошел к избам – искать.

* * *



– Ненавижу блатарей, – говорил Копалыч, лежа рядом с Лузгой. – Жестокие, подлые… У больного пайку отнимут, ударят калеку… Предадут любого – своего, чужого… Им ребенка убить…

– У кого рыба, тот и прав, – сказал Лузга, следя за Витей, входившим в избу.

Копалыч замолчал. На него навалилась такая тоска, что неудержимо потянуло на откровенность.

– Я ведь не золото ищу. Я археолог. Есть такая наука об ископаемых людях, культурах… Здесь должны быть стоянки первобытного человека, я еще до войны предполагал. В тридцать девятом мою статью перепечатал английский журнал, «Нэйчур», и через месяц меня взяли… Как шпиона… А сын был на истфаке, новейшая история, для него мой арест – крах всего. В Бутырке повезло: переправил домой записку, ну, чтобы отреклись и не писали мне. Не имел права их с собой тянуть…

– И не пишут, – скривился Лузга.

Копалыч опустил голову. Замолчали.

– «Пещерные люди», «троглодиты»… – вдруг громко сказал он. – А в неолите не было урок! И палачей не было!

– Не ори. Пришьют.

– Тебя-то не тронули, – едко сказал Копалыч.

– Мне плевать – живу, не живу. А им интересно, когда страха много перед ними.

Витя вышел из очередной избы, недобро глянул в сторону Лузги.

– Интеллигента когда-то называли носителем культуры, – сказал Копалыч. – В другой жизни… Сейчас просто бьют по лицу, и падаешь на колени!

– Если упал – какая культура? – покосился Лузга. – Одни поджилки.

– Да! А когда-то назывался интеллигентом.

– Столько карманов у интеллигента не бывает, – зло пошутил Лузга.

* * *



Витя подошел к Мухе, издали посмотрел на ссыльных.

– Расскажи, что делал с партизанами.

– Да бросьте мне шить! – дернулся Муха. – Не был я в полицаях, за мокрое сидел!

– Ага… А что делал с партизанами? Научи.

Муха в ярости вскинул обрез. Витя отвернулся и пошел к Лузге и Копалычу.

Копалыч при его приближении поднялся на ноги. Лузга приподнялся и сел на корточки, глядя на Витины ноги,

– В куклы играет?

Витя резко ударил ногой, но Лузга успел подпрыгнуть и встретить ботинок кистями рук. Лузга отлетел на метр, но удар получился мягкий. Витя быстро шагнул, снова ударил, и Лузга, не успевший приготовиться, со стоном повалился на спину. Удар косо пришелся в голову.

Витя пошел на пристань. Копалыч нагнулся над Лузгой.

– Сильно?.. Он ушел.

Держась за голову, Лузга медленно сел. Посидел, морщась, огляделся, нашарил возле себя сосновую чурочку и протянул Копалычу.

– Отойди на пять шагов и кинь вон туда, не высоко, вот так, – он показал высоту над землей.

Изумленный Копалыч безропотно отсчитал пять шагов. Лузга поднялся на корточки, собрался.

– Кидай.

Чурка полетела. Ноги Лузги слабо бросили его вбок, до чурки он не дотянулся. Сел, уронил голову, брезгливо глядя на вытянутые ноги.

– Дай ложку.

Копалыч достал заточенную ложку, дал. Лузга двумя короткими ударами проколол оба своих бедра.