Божественная комедия (илл. Доре)   ::   Алигьери Данте

115



И грек: «Я словом лгал, а ты — чеканом!

Всего один проступок у меня,

А ты всех бесов превзошел обманом!»

118



«Клятвопреступник, вспомни про коня, —

Ответил вздутый, — и казнись позором,

Всем памятным до нынешнего дня!»

121



«А ты казнись, — сказал Синон, — напором

Гнилой водицы, жаждой иссушен

И животом заставясь, как забором!»

124



Тогда монетчик: «Искони времен

Твою гортань от скверны раздирало;

Я жажду, да, и соком наводнен,

127



А ты горишь, мозг болью изглодало,

И ты бы кинулся на первый зов

Лизнуть разок Нарциссово зерцало». *

130



Я вслушивался в звуки этих слов,

Но вождь сказал: «Что ты нашел за диво?

Я рассердиться на тебя готов».

133



Когда он так проговорил гневливо,

Я на него взглянул с таким стыдом,

Что до сих пор воспоминанье живо.

136



Как тот, кто, удрученный скорбным сном,

Во сне хотел бы, чтобы это снилось,

О сущем грезя, как о небылом,

139



Таков был я: мольба к устам теснилась;

Я ждал, что, вняв ей, он меня простит,

И я не знал, что мне уже простилось.

142



«Крупней вину смывает меньший стыд, —

Сказал мой вождь, — и то, о чем мы судим,

Тебя уныньем пусть не тяготит.

145



Но знай, что я с тобой, когда мы будем

Идти, быть может, так же взор склонив

К таким вот препирающимся людям:

148



Позыв их слушать — низменный позыв».



Песнь тридцать первая

Колодец гигантов

1



Язык, который так меня ужалил,

Что даже изменился цвет лица,

Мне сам же и лекарством язву залил; *

4



Копье Ахилла и его отца

Бывало так же, слышал я, причиной

Начальных мук и доброго конца. *

7



Спиной к больному рву, мы шли равниной, *

Которую он поясом облег,

И слова не промолвил ни единый.

10



Ни ночь была, ни день, и я не мог

Проникнуть взором в дали окоема,

Но вскоре я услышал зычный рог,

13



Который громче был любого грома,

И я глаза навел на этот рев,

Как будто зренье было им влекомо.

16



В плачевной сече, где святых бойцов

Великий Карл утратил в оны лета,

Не так ужасен был Орландов зов. *

19



И вот возник из сумрачного света

Каких-то башен вознесенный строй;

И я: «Учитель, что за город это?»

22



«Ты мечешь взгляд, — сказал вожатый мой, —

Сквозь этот сумрак слишком издалека,

А это может обмануть порой.

25



Ты убедишься, приближая око,

Как, издали судя, ты был неправ;

Так подбодрись же и шагай широко».

28



И, ласково меня за руку взяв:

«Чтобы тебе их облик не был страшен,

Узнай сейчас, еще не увидав,

31



Что это — строй гигантов, а не башен;

Они стоят в колодце, вкруг жерла,

И низ их, от пупа, оградой скрашен».

34



Как, если тает облачная мгла,

Взгляд начинает различать немного

Все то, что муть туманная крала,

37



Так, с каждым шагом, ведшим нас полого

Сквозь этот плотный воздух под уклон,

Обман мой таял, и росла тревога:

40



Как башнями по кругу обнесен

Монтереджоне * на своей вершине,

Так здесь, венчая круговой заслон,

43



Маячили, подобные твердыне,

Ужасные гиганты, те, кого

Дий, в небе грохоча, страшит поныне. *

46



Уже я различал у одного

Лицо и грудь, живот до бедер тучных

И руки книзу вдоль боков его.

49



Спасла Природа многих злополучных,

Подобные пресекши племена,

Чтоб Марс не мог иметь таких подручных;

52



И если нераскаянна она

В слонах или китах, тут есть раскрытый

Для взора смысл, и мера здесь видна;

55



Затем что там, где властен разум, слитый

Со злобной волей и громадой сил,

Там для людей нет никакой защиты.

58



Лицом он так широк и длинен был,

Как шишка в Риме близ Петрова храма; *

И весь костяк размером подходил;

61



От кромки — ноги прикрывала яма —

До лба не дотянулись бы вовек

Три фриза, * стоя друг на друге прямо;