Проталины   ::   Шевченко Лариса Яковлевна

Все плыло перед глазами. Нечеткие контуры домов и деревьев струились как отражения в быстротечной реке. Села на лавочку в дальнем углу молодого сада. Наверное, задремала на какое-то время, а может быть «вырубилась» из сознания. Не знаю. Очнулась. Встала. Трясусь мелкой дрожью. Зубы не могу сомкнуть. Рысью побежала домой. Не заболеть бы. Ноги заплетаются, голова гудит. Оля еще не вернулась. Выпила горячего чаю и молча легла в постель. На следующее утро спросила Олю:

– Где мои вещи, что лежали под диваном?

– На помойку выбросила. Зачем хлам в новой квартире держать? – ответила она, как всегда, бесцветным голосом.

– Когда? – ужаснулась я.

– Два дня назад, – спокойно сказала Оля, не замечая моего волнения.

У меня не было сил говорить. Вчера еще теплилась маленькая надежда, что она просто переложила мои драгоценности в другое место.

Пилотка, адреса друзей, письма Витьку, книга – подарок Ирины…. Сгорели на свалке? А дым улетел в царство черных облаков?

Я не плакала. Только плечи прижимала к земле непосильная тяжесть потери очень дорогого.…







ПРОЩАЙ, ПАПА ЯША







Сегодня папа Яша собирает мои вещи. Я думала, что еду в деревню в гости. Но когда он взялся за портфель, поняла, что отправляюсь надолго. Значит, придется жить и учиться на новом месте? На меня свалилась масса эмоций: жаль расставаться с дедом, пугала неизвестность, необходимость привыкать к новой семье. Тяжело, тоскливо, беспокойно на душе.

– Летом вернешься, – подбадривает меня дед.

Глаза у него тоже красные.

На следующий день дед Яша заболел гриппом. Я сидела возле него и гладила его горячую руку. Оля куда-то пропала на полдня. Вернулась со своей племянницей и сказала мне:

– Поживешь у тети Фаины, а потом поедешь в деревню. Мне трудно с вами двоими управляться.

– Я большая и могу помогать, – попыталась возразить я.

Оля ответила жестко:

– Не послушаешься, будешь спать на улице.

Я оторопела и молча взяла свою сумку с одеждой. Раньше Оля такой не была.

Дед лежал на кровати, свернувшись калачиком, подложив обе ладони под щеку. Он показался мне несчастным и выглядел, как больной обиженный ребенок. Его большие, даже в старости, голубые, глубоко запавшие глаза, смотрели грустно, безысходно. Почему-то мелькнула жуткая мысль: «Увижу ли еще?» В носу защекотало. Закусила губу, прижалась головой к слабому плечу деда, но тут же вскочила и, сдерживая слезы, пошла к выходу.

С порога еще раз оглянулась. Почему я должна уезжать? Попросите остаться! Дед молчал и только чуть кивнул головой. Я потопталась на месте и с тяжелым сердцем переступила порог.

Две недели на квартире тети Фаины я пребывала в странном состоя-нии. Не хотелось есть. Только пила. Беспокойно металась по комнате, не понимая, что меня так тревожит. Дед? Так он не первый раз болеет. Я не хотела гулять во дворе, и все время спрашивала тетю: «Когда отпустите к папе Яше?»

Если бы знала новый адрес, давно сбежала бы. Но все произошло так неожиданно и быстро, что я не успела подумать о местонахождении новой квартиры. Помню только, что нас вместе с вещами, долго везли на грузовой машине. Вот тут видно дед и промерз.

Наконец, тетя Фаина привезла меня домой. Я вбежала в квартиру. Тетя не вошла за мной. На диване сидели родственники из деревни. На столе стояла бутылка водки и кое-какая еда. Деда Яши не было. Незнакомый мужчина говорил:

– Ссорились они громко. Хозяйка не хотела прописывать девочку. Хочу, говорит, в свое удовольствие пожить…. Угробила его молодая женушка. Кушать не давала. Раз зашел к нему, когда ее не было дома, а он запросил манной каши. Я сварил. Он глотал обжигаясь. Я все понял и спросил:

– Может пионерский пост приставить к вам?

– Не надо, – говорит, – сам себе эту судьбу определил. Вот теперь и наказан.