Человек с улицы   ::   Дар Фредерик

Он успел изложить происшедшее инспекторам, поэтому те ничуть не удивились моему появлению. Маленький толстячок с редкими волосами, гладко зачесанными назад, уже составлял рапорт. Чрезвычайно учтиво он попросил мои документы. Поскольку он понимал по-английски, то и принялся заполнять анкету. Затем зарегистрировал мое заявление, обращаясь ко мне при этом "полковник", а не "мой полковник", как принято во французской армии к старшему по званию, и не зная, видимо, как это положено в армии американской.

Я совершенно спокойно рассказал ему, что произошло; в конце каждой моей фразы он кивал, а затем принимался энергично печатать на машинке одним пальцем.

Я в это время курил. Наконец, он дал мне подписать мои показания, и я пододвинул к нему пачку своих сигарет. Благодарно кивнув, он выудил одну.

– Весьма сожалею, – вздохнул я, возвращая ему ручку.

Он пожал плечами.

– Это не ваша вина, полковник. Свидетель категорически утверждает: этот человек хотел покончить жизнь самоубийством. А свидетель – кюре, уж он-то ненавидит самоубийц...

– Могу я быть еще полезен?

Инспектор со спортивной газетой раздраженно бросил, не прекращая чтения:

– Теперь дело за похоронным бюро и страховой компанией!

Воцарилась тишина. Я убрал свои документы в бумажник. Закурив мою сигарету, толстячок с натугой выпустил дым, став похожим на разъяренного быка.

– Кстати, – пробормотал он, – кто предупредит семью?

Так как никто ему не ответил, он безапелляционно заявил:

– Сам я на дежурстве.

– А где он жил, этот бедолага? – спросил инспектор с газетой.

Документы покойного в элегантном бумажнике крокодиловой кожи с золотыми инициалами лежали на столе. Толстячок вытащил их оттуда.

– На бульваре Ричарда Уоллеса.

Третий инспектор, до того не произнесший ни единого слова и что-то невозмутимо и таинственно писавший в регистрационном журнале, недовольно бросил:

– Да это в Нейи... В самом конце Булонского леса.

Толстячок встал и подошел к пришпиленной на стене громадной карте Парижа и его предместий.

– Верно! Сгоняешь, Маньен?

Писавший не ответил. Это был худой парень с желтым лицом, впалыми щеками и злыми глазами. На нем был дурно сшитый костюм со слишком широкими лацканами и нелепая полосатая рубашка.

Толстячок продолжал настаивать:

– Раз ты живешь в Бийянкуре, то тебе не придется делать большой крюк...

– Сегодня я праздную Новый год у моего шурина в Сен-Дени, – довольно мрачно отрезал Маньен.

Я им был больше не нужен и мог уйти. И все же я не уходил, хотя меня ожидали у Фергюсонов. Словно какая-то невидимая сила продолжала удерживать меня в комиссариате.

Толстячок снова уселся.

– А тебе следует закатить наряд вне очереди, черт возьми! – сказал он любителю спортивного чтения.

Утробно хохотнув, тот опустил газету на колени.

– Идет! Согласен открыть шесть дюжин устриц. Разве у твоего покойничка не было телефона? На бульваре Ричарда Уоллеса даже у кухарок есть телефоны!

– Ты прав, – согласился толстячок.

Потянулся к телефонному аппарату, но внезапно сообразил, что все происходит на моих глазах и я становлюсь свидетелем секретов их чиновничьей кухни. Любезно улыбнувшись мне, он произнес:

– Все закончено, полковник, не смеем вас больше задерживать.

И придвинул к себе телефон.

Я не пошевелился. Что-то угнетало меня. Я думал о семье погибшего. Через несколько секунд раздастся телефонный звонок, и незнакомый голос расскажет жене или матери о случившейся трагедии...

Я шагнул к стойке.

– Пожалуйста, месье инспектор...

Он уже взялся за трубку, но повернулся ко мне. На его мясистом лице явственно читалось раздражение:

– Да?

– Если хотите, я сообщу сам. Так будет более... более правильно.