Бабник Голубев   ::   Погодин Радий Петрович

---------------------------------------------

Погодин Радий Петрович

Бабник Голубев



Радий Петрович ПОГОДИН

БАБНИК ГОЛУБЕВ

Рассказ

Ресницы у Аллы Андреевны были синими, тени вокруг глаз зелеными, отчего взгляд ее казался оранжерейно-таинственным, ускользающим, как блик в подвижной листве.

Алла Андреевна стояла с охапкой спецификаций на табурете перед высоким стеллажом. Правую ногу она поставила на полку для упора. А на юбочке разрез большой. А в разрезе нога цвета чуть загорелого женского тела.

Он подумал: "Это не нога - это орден".

Она сказала:

- Пожалуйста, помогите.

Он подошел, схватил ее ногу.

Она улыбнулась.

- Не нужно держать мою ногу. Подержите папки.

Он отпустил ее ногу, взял тяжеленные папки - спецификации.

- Пожалуйста, подавайте мне по одной, - сказала она. - Вы о чем задумались?

- Насчет ужина. Знаете, такого, с легким вином.

Взгляд Аллы Андреевны стал как зеленое половодье, но ответ, показалось Голубеву, был уклончив:

- Поздно, милый.

- Как поздно? Еще середина дня. - Его поразило слово "милый". Так говорят идиотам, а он все-таки инженер, кандидат наук.

- Поздно вы догадались. Вы у нас который день?

- Девятый.

- Видите, сколько дней мы без ужина. А завтра, как мне известно, вы уезжаете. Кстати, еще ни один разработчик не оставался у нас за собственный счет на денек-два. Потанцевать...

Алла Андреевна все еще стояла на табурете на одной ноге - и разрез на юбочке, и юбочка без единой морщинки, и глаза у Аллы Андреевны, как таинственные цветы - орхидеи.

Голубев слыл в своем учреждении бабником. Обаятельность этому его свойству придавало его холостое гражданское состояние. Он был решителен, мог позволить себе многое и все же остаться на день-два сверх срока командировки не мог. И не по причине скупости, якобы присущей холостякам, - он зашивался. Он иногда думал: "Почему у нас все, как один, зашиваются?" Ответа на этот вопрос у него не было.

- Хорошо, - сказала Алла Андреевна. - Куда вы меня поведете?

- В "Север".

- Вы водили туда в прошлый приезд Дину Федоровну из пятой лаборатории.

- Это была ошибка! Так сказать, сослепу.

Алла Андреевна спрыгнула с табурета.

- Пойдем в "Эвридику". - Она улыбнулась, словно в оранжерее включили дополнительное освещение. От волос ее пахло морем и гиацинтами.

Ресторан был расположен на берегу, среди сосен. Ни позади него, ни сбоку не громоздилась тара, которую позабыли вывезти. Настроение создавали аллеи крымского можжевельника, замшелые валуны и клумбы ярко-красной сальвии, как распахнутые люки в ад. И шуршание гальки.

"Эвридикой" ресторан назывался потому, что в нем в перерывах, когда замолкал оркестр и молоденькая певица переставала что-то творить под Аллу Борисовну Пугачеву, метрдотель включал голос покойной Анны Герман.

Сделав заказ, Голубев пригласил Аллу Андреевну на танец.

- Что-то вы гоните, - сказала она.

- А зачем сидеть, мучить улыбками щеки, если нам нравится танцевать. Нам нравится танцевать?

- Нравится. - Алла Андреевна тряхнула ароматными волосами, пощекотав его губы, она как раз доходила росточком ему до подбородка - Голубев был невысок - метр семьдесят. Будь он хотя бы метр восемьдесят, среди бабников своего института выбился бы на первое место.

Голубев прижал Аллу Андреевну к груди, как букет. Она и была как букет - некоторые женщины умеют превращать рабочий наряд в праздничный тем малым, что имеется у них в сумочке.

В гостиницу к нему они и не пытались пойти - поздно.

Голубев подсчитал на микрокалькуляторе, сколько по всей стране дежурит образованных людей в три смены с единственной целью - не пускать в гостиницу дам после двадцати трех.

- Сто тридцать шесть миллионов рублей в месяц без премиальных, сказал Голубев.