Девять возвращений   ::   Коршунов Михаил

Шалевич взял со стола пустой стакан, подкинул его и поймал. Потом дал стакан Генке.

- Подкинь.

Гена подкинул. Шалевич поймал.

- Выше подкинь!

Гена подкинул стакан выше.

Шалевич поймал. Буфетчица Стеша Ивановна высунулась из-за прилавка, сказала:

- Посудой балуетесь? Кидальщики! Чистые скатерти постланы!

Шалевич взял у Юры стакан с чаем и поставил себе на лоб. Начал приседать с полным стаканом. А потом на стакан положил блюдце и начал приседать со стаканом и блюдцем.

В буфете все смотрели на Шалевича. Младшие затаили дыхание от восторга. Стеша Ивановна боялась крикнуть.

В этот момент появился Лось. Снял у растерявшегося Шалевича со лба блюдце и стакан.

- Твой чай?

- Его, - показал Шалевич на Юру.

- Лекомцев. Так-так...

- А что я? - разозлился Юра.

- Кто поставил на него чай?

- Я сам на себя поставил, - сказал Шалевич.

- Он же ничего не разбил, - вступился за Шалевича Витя.

Лось подошел со стаканом чая к Стеше Ивановне.

- Этот чай я арестовал.

- Что?

- Пускай стоит у вас как доказательство.

Стеша Ивановна опять ничего не поняла:

- Он же остынет.

- Это не имеет никакого значения. - И Лось вышел из буфета.

- ОВП, - сказал Витя. - Отсутствие Всякого Присутствия.

5

Лена еще немного постояла, когда Юра бросил трубку. Надела шапочку, пальто и ушла из дому.

Был светлый зимний день. Падал снег, очень легкий и сухой. Около киосков "Союзпечати" люди разворачивали, смотрели газеты, которые только что купили. Снег падал к ним в газеты. Люди их складывали, прятали в карман и уносили снег с собой в газетах. Снег падал на желтые стеклянные стрелки "Переход" и вспыхивал вместе с надписью желтым светом. Проникал во фруктовые киоски и лежал на яблоках и апельсинах. Наполнил большие раковины фонтанов.

Лена шла по городу. В городе никогда не бывает скучно. И даже грустно не бывает, если перед этим и было здорово грустно.

Поссорилась с Юрой! Да. Он поссорился. Юра странный теперь.

Мальчишки странные в девятых классах: перестают быть ребятами, но и взрослыми им никак еще не удается стать.

Девочки гораздо лучше во всем разбираются, но помалкивают, не философствуют. Не говорят красиво.

Лена отыскала в кармане пальто двухкопеечную монету, вошла в будку телефона-автомата. Набрала Юрин номер.

Трубку сняла Таисия Андреевна.

- Вас слушают.

Лена растерялась: она надеялась, что подойдет Юра. Надеялась, и все. Необъяснимо даже почему. А тут - мама... Да еще такая мама, как Таисия Андреевна.

- Здравствуйте, - сказала поспешно Лена. - Можно Юру?

- А кто со мной говорит?

- Лена Ефремова.

- Здравствуй, Лена. - Голос Таисии Андреевны прозвучал вполне лояльно. Это Витя так бы сказал: "лояльно".

- Юры нет. Он ушел.

- Да. Я знаю, - вдруг сказала Лена. - Он должен был уйти.

Она подумала о театре. Значит, Юра будет ждать ее там. Но Таисия Андреевна словно почувствовала, о чем подумала Лена, и сказала:

- Он ушел на каток.

И Лене стало больно. Зачем позвонила? Не надо было этого делать. Таисия Андреевна знает, что они собирались в театр и что эта пьеса им нравится. Вот почему и ответила про каток с какой-то, ну, совсем незаметной, но все-таки радостью. Девочки в девятых классах понимают взрослых уже совсем по-взрослому.

Таисия Андреевна спросила:

- А разве ты не собиралась с ними на каток?

С ними? Юра пошел с кем-то. И спросила так Таисия Андреевна нарочно; она понимает: если Лена звонит и спрашивает Юру, значит, она не на катке.

- Нет. Я собиралась в театр. - Лену уже душили слезы. - До свидания. Я пойду.

- До свидания.

Таисия Андреевна обидела незаслуженно, несправедливо и как-то незаметно вроде бы. Но для Лены это было заметно.

Лена все еще стояла в будке автомата. Лене хотелось, чтобы прошли слезы, затихли.

И вдруг она позавидовала Майке Скурихиной.