Записки Виквикского клуба   ::   Сиснев Виссарион

Сделав этот непременный жест, он прижал обе ладони к груди и горячо заговорил:

- Тоня, ну при чем тут гениальные люди и простые смертные! Неужели мне заново нужно объяснять тебе элементарную аксиому: если дела хорошо складываются у меня, значит, они хорошо складываются у всей нашей семьи. Неужели тебе это все еще не ясно?

- Аб-со-лютно ясно! - холодно отчеканила мама. - Важно только, как складываются дела у тебя, а как они складываются у меня, на это можно наплевать и забыть.

- Не наплевать, а разумно рассудить, что важнее для нас.

- Пожалуйста, не подавай дурных примеров Виктору, не кричи. Он и так последнее время распустился до безобразия.

На всякий случай я не очень громко буркнул:

- Ничего я не распустился.

Они меня не услышали, им было не до меня. Решалось нечто очень важное, и я надеялся догадаться, что именно, до того, как меня выдворят из дома. Куда это папа хочет сорвать маму, не считаясь с ее планами? Мама всегда в подобных случаях иронизировала насчет "гениальных людей" и "простых смертных", подразумевая в первом случае папу, а во втором себя. Насчет ее планов я тоже кое-что слышал. Осенью она собиралась защищать кандидатскую диссертацию. Папа-то уже работал над докторской диссертацией, кандидатскую он защитил почти сразу после института.

- Не понимаю! - воскликнул он, опять запустив все пальцы в свои кудри. - Просто не понимаю! Неужели тебе самой не интересно?

Мама защелкнула крышку чемодана и выпрямилась.

- Может быть, мы все это обсудим без Виктора?

- Ну хорошо, хорошо, - сказал папа, подхватывая чемодан. - Идем, Виктор.

Мы спустились со своего тринадцатого этажа, и я совсем расстроился. В пятницу, да еще в такой теплый майский день, уезжать от ребят и начавшего зеленеть парка! Пропала суббота, пропало воскресенье, которых всегда ждешь не дождешься. А мы-то с Ленькой размечтались!

Я было заикнулся, что хочу забежать к Лене Кузовлеву предупредить его о внезапном отъезде, но папа раздраженно прикрикнул на меня, и я покорно полез в наш беленький "Москвич", в знак протеста - на заднее сиденье.

2. ...И НАЗОВЕМ "ЗАПИСКИ ВИКВИКСКОГО КЛУБА".

У бабушки я на этот раз пробыл необычайно долго - больше трех недель, - причем за весь этот срок папа с мамой известили нас лишь один раз. И сколько я ни допытывался у бабушки Прасковьи, что все это значит, она неизменно пожимала плечами: "Откуда мне знать, Витенька? Может, на работе у них что-то такое эдакое, не для нашего с тобой ума, может, еще что. Значит, нам с тобой знать пока не положено. Придет срок, скажут".

Но по лукавым морщинкам у ее глаз я догадывался, что она-то знает правду, только ей не велено мне ничего говорить.

Я изнывал от любопытства и очень скучал по дому, по ребятам, которые уже начали осваивать подсохшую территорию парка. Наконец за несколько дней до окончания учебного года папа приехал, чтобы меня забрать - и бабушку тоже.

Я возрадовался:

- Бабушка, ты к нам насовсем?

- Нет, Витенька, - вздохнула почему-то она, - я вас только провожу до самолета и...

Спохватившись, что проговорилась, она испуганно поглядела на папу. Он махнул рукой:

- Теперь можно, чего уж там. Одним словом, едем мы с тобой, Виктор-помидор, в Лондон.

- Ку-да?!

- В Лондон, в Англию. Есть, понимаешь, такая страна на свете Англия. Не слыхал? Говорил ведь тебе: учи географию, пригодится.

Он хотел шуточками загладить нанесенную мне обиду, но я сразу дал понять, что ничего у него не выйдет. Такая невероятная новость, такая огромная перемена в нашей жизни, а они просто взяли и отправили сына подальше! И бабушка хороша. Знала и даже не намекнула. Она по моему взгляду прочла мою мысль и виновато произнесла:

- Витенька, ведь не ведено мне было...

- Ты старше их, они ничего тебе велеть не могли, - непреклонно отвел я ее довод. - Никогда тебе не прощу.