А. Н. Майков и педагогическое значение его поэзии   ::   Анненский Иннокентий

Есть у Майкова стихотворения, основанные исключительно на сочетании красок, например:

Румяный парус там стоит,

Что чайка на волнах ленивых,

И отблеск розовый бежит

На их лазурных переливах… [40]

(1887)

Весь эффект его «Грозы» (1887) тоже в сочетании красок:

…Как бы в испуге, тени

Бегут по золотым хлебам,

Промчался вихрь — пять-шесть мгновений,

И, в встречу солнечным лучам,



Встают с серебряным карнизом

Чрез все полнеба ворота,

И там, за занавесом сизым,

Сквозят и блеск, и темнота.



Вдруг, словно скатерть парчевую

Поспешно сдернул кто с полей,

И тьма за ней в погоню злую,

И все свирепей, и быстрей.

Все приведенные в этих сочетаниях краски — воздушные; между не воздушными я отметил у Майкова меньше сочетаний: черный с желтым [41] (кот и его глаза) (1855), черный с жемчужным и розовым [42] (волосы и розы), пестрый (лес), румяный (клен), зеленый (ельник), желтый (осинник), красный (мухомор) [43] (1853), зеленый (пруд), сочная бирюза (незабудка), белая (бабочка), голубая (стрекоза) [44] (1856).

Из двух соседних искусств на нашего поэта живопись производила, по-видимому, несравненно более сильное впечатление, чем музыка.

Его «первая акварель» [45] Айвазовскому написана с неподдельным и искренним одушевлением. Интересна самая форма пьесы: это поразительно легко и красиво построенный условный период в 15 строк. Кажется, что стихотворение прямо вылилось из души. А вслед за этой акварелью Майков написал еще 14 (1885–1890). Рядом с этим музыкальные впечатления у нашего поэта как-то не выходили из-под пера.

Его длинная «Импровизация» 1856 г. (на целых трех страницах и в шестистопных ямбах) состоит из передачи всевозможных музыкальных впечатлений, но при этом совершенно лишена единства и стройности.

Вообще, мне кажется, что Майков был слишком пластичен, слишком отчетлив и чужд символизма для передачи смутных эмоций музыки. Оттого-то в его импровизации есть, по-видимому, все формы эстетических волнений: и ужас, и нежность, и страсть, и моление, но в ней нет именно того особого музыкального колорита, который был так дивно и так сжато передан графом Ал. Толстым в известном, и пока чуть ли не единственном, перле нашей символической поэзии:

Он водил по струнам, упадали

Волоса на безумные очи. [46]

Другое стихотворение Майкова, передающее нам его музыкальный восторг, написано на юбилей Рубинштейна. [47] В нем больше стройности: поэту чудится в звуках рояля борьба двух исконно враждебных сил; но и здесь он только подставляет под поразившие его созвучия более близкий ему мир света, как будто музыку можно исчерпать образом, колоритом и даже движением. Лучше удалась Майкову передача голосов природы в красивой пьесе «Звуки ночи», написанной излюбленным майковским размером, торжественным александрийским стихом; но и здесь некоторые уподобления кажутся нам неестественными, например:

С разливов хоры жаб несутся, как глухие

Органа дальнего аккорды басовые.



В их металлическом сиянье и движенье

Мне чувствуется гул их вечного теченья.

Как совместилось у Майкова представление о музыке сфер с гулом от движения звезд: не есть ли гул отдаленная от нас смесь разнородных и неслаженных звуков, вполне чуждая музыкальности? Не лексическая ли здесь ошибка?

Скульптура отразилась у Майкова в целом ряде стихотворений. Таковы его ранние «Горы» (1841): он называет этим именем облака и сравнивает их с недоконченными мечтами и думами Зодчего природы. [48] Таков «Барельеф» (1842), «Мраморный фавн» (1841), «После посещения Ватиканского музея» (1845), «Анакреон скульптору» (1853) и «Мариэтта» (1886), а в стихотворении 1890 г. у него поэт

Отольет и отчеканит

В медном образе-мечту! [49]

Большая часть поэтов выбирает себе какой-нибудь вид общения с природой, род спорта. Поэты будущего, может быть, окажутся велосипедистами или аэронавтами.