Командир атакует первым   ::   Шевчук Василий Михайлович

Новые самолеты в полк практически не поступают, много "безлошадных" летчиков. Ребята ходят хмурые, страшно завидуют тем, кто летает. Предложение составить очередь для боевых вылетов на действующих машинах "хозяева" исправных истребителей встретили в штыки: "Нужно было самим фашистов бить, а не хвосты им подставлять". Шутили, конечно. Но для "безлошадных" это злая, обидная шутка. Не из-за трусости теряли они машины в бою. Из-за неумения да из-за неопытности.

Этих ребят необходимо поддержать. Как?.. Думай, комиссар, думай...

Так, цепляясь одна за другую, вытягиваясь в бесконечную цепочку, ежедневно встают передо мной большие и малые, но всегда важные комиссарские заботы. И ни одной инструкцией, ни одним документом невозможно определить круг обязанностей военного комиссара, даже такого небольшого подразделения, как авиационная эскадрилья. Об этом я нередко задумывался с той поры, когда в тридцать девятом году меня, совсем молодого летчика, назначили исполняющим обязанности военкома подразделения вместо уехавшего на Халхин-Гол старшего политрука Береговского. За прошедшие годы я повзрослел и набрался опыта. Но чем дальше, тем сложней, многообразней представлялась мне комиссарская работа. Особенно в это трудное время...

Мысли вошли в привычное русло повседневных дел, и я уже веселей глянул на еле поспевающего ведомого, Виктора Головко. Несоответствие моей худой и длинной фигуры его маленькой служило темой постоянных шуток. Виктор, на ходу рубя тонким прутиком высокие травины, что-то недовольно бурчал под нос.

"Вот еще одна забота, комиссар", - думал я, положив руку на плечо Виктора.

- Что загрустил? Посмотри вокруг - небо все-таки голубое, первомайское! - пытался расшевелить своего ведомого.

А он, даже не подняв головы, продолжал уходить в свое:

- Вот, понимаешь, праздник... А мне и поздравить некого...

Неплохой летчик Виктор Головко. С училища его знаю, однокашники. А настроение у парня все время неважное. Понять можно - перед самой войной женился, и осталась молодая жена в Каховке. Там сейчас фашисты...

О том, какая жизнь в оккупированных районах, мы уже знали. Не все, понятно. Позднее содрогнется сердце от боли Хатыни и Бабьего Яра, Маутхаузена и Бухенвальда. Тогда мы знали не все. Но многое. Знали о девушке Зое Космодемьянской, бесстрашной комсомолке, растерзанной извергами в подмосковном Петрищеве. О тысячах наших людей, замученных, погубленных оголтелым зверьем в эсэсовских мундирах.

В начале этого года наш полк разместился на аэродроме Багерово, под Керчью, сразу после освобождения полуострова нашими войсками. В один из нелетных дней комиссар полка Василий Афанасьевич Меркушев собрал летчиков и, ничего не объясняя, предложил сесть в кузов потрепанной полуторки. Мы поеживались от ледяного встречного ветра, против которого казались бессильными кожаные регланы. Но настроение было приподнятым. Еще бы! Мы впервые ехали по освобожденной от врага советской земле, в борьбе за которую принимал участие и наш 247-й истребительный авиационный полк. Кто-то даже пытался запеть. Но вот машина, миновав сожженные дома поселка, выехала в степь и вскоре остановилась, Комиссар, как никогда серьезный, вышел из машины.

То, что мы увидели, описать нельзя. Это был широкий ров, заполненный трупами. Мертвые люди, среди которых под тонким слоем песка и нанесенным поземкой снегом можно было различить детей, женщин, стариков. Огромная могила безвестных мучеников.

Как выдержали нервы?! Не знаю, кто как пережил особенно страшные первые мгновения. Хотелось закрыть глаза и броситься отсюда прочь, как можно дальше... Но неведомая сила властно остановила: "Стой, Василий Шевчук. Стой и смотри. Смотри и запоминай.