Коммунальный триптих (Коридор - 2)   ::   Видар Гарм

- Занято! - печально сказал Марк Абрамыч Зомбишвилли, напряженно обдумывая очередной поворот сюжета, в котором Семен Органидзе, окончательно перевоспитавшись, несет в массы то, что он раньше оттуда исключительно выносил, но еще не окончательно созревшие массы отторгают приносимое Семену в зад, чем провоцируют конфликт в духовно неокрепшем организме Органидзе, толкая его туда же, одновременно заставляя читателя глубоко задуматься о месте интеллигенции в отечественной истории: неужели настолько же глубоко?!

- Мадам, что вы с ним цацкаетесь, - внесла свою лепту в проистекающие события девица Эльвира Кручик, традиционно направляющаяся в душ. Ей было настолько же глубоко плевать на место интеллигенции в отечественной истории, как и на другие места, кроме места под солнцем, которая она сама лично занимала, так как девушка она была скорей спортивная - и по внешнему исполнению, и по внутренней консистенции.

- Ну, милочка, он все таки, как-никак мужчина, - резонно возразила мадам Хнюпец.

- Он давно уже никак! - презрительно фыркнула девица Кручик.

- Как никак? - встревоженно встрепенулся сосед Кузякин. - Да я как... как... да еще как!..

- Ой, что сейчас будет! - подала из-за закрытой двери противный голос зловредная бабка Дюдикова.

Сосед Кузякин решительно качнулся в сторону Эльвиры, но та уже скрылась за дверью душа и даже успела пустить воду.

- Ой, что будет! - радостно надрывалась бабка Дюдикова, пытаясь увидеть сквозь крошечную замочную скважину, что же на самом деле сейчас будет.

Но сосед Кузякин, осознавший, что сейчас уже ничего такого не будет, только в сердцах плюнул в сторону бабкиной двери, тщательно при этом прицелясь в замочную скважину.

Возможно именно с этих пор бабка Дюдикова совершенно перестала подглядывать, а когда подслушивала, то старалась держать ухо от скважины как можно дальше.

Семен же Органидзе в это время медленно всходил на Голгофу, которая находилась почему-то на пятом этаже в коммунальной квартире...

Марк Абрамыч Зомбишвилли очень отчетливо видел своего героя - тяжело поднимающегося по выщербленным ступеням, мучительно сгорбленного под тяжестью греха. Усталые шаркающие шаги Семена Органидзе старался заглушить неистовый шум внезапно начавшегося дождя...

"Да нет же, это - шум душа, в котором моется Эльвира!!!" - растерянно попытался уверить себя Марк Абрамыч.

В тот самый миг в своей пятой комнате поэт лирик-экстремист О.Бабец разгоряченно метался из угла в угол, словно накануне таки да - съел в районной столовке, нечто уж вовсе непотребное.

"Боже, - думал поэт, - ну что она там моет постоянно?!!" - и в голове его сами собой рождались строчки:

Упругий бюст ласкает струйка,

А я с тоской смотрю в окно...

Меня не любишь ты, буржуйка,

А мне на это... все равно!

- А пошли вы все! - мрачно сказал расстроенный сосед Кузякин и не противопоставляя себя коллективу, тут же сам и пошел. Дверь за не понятым не созревшими массами соседом Кузякиным яростно захлопнулась, но Марку Абрамовичу показалось, что это его герою, столь тщательно воссозданному полетом раскрепощенной авторской фантазии, и уже достигшему Голгофы, вбили первый гвоздь в левую ладонь...

- Ах! - сказал Марк Абрамович.

- Вы что-то сказали, Марк? - с надеждой спросила мадам Хнюпец.

- Нет-нет! - поспешно и испуганно ответил Марк Абрамыч Зомбишвилли, стараясь еще глубже погрузиться в мир, где он, словно сам Господь Бог, мог распоряжаться, если не своей, то хотя бы чужими судьбами.

- Очень жаль! - сухо и презрительно фыркнула мадам Хнюпец и тоже изо всех сил хлопнула дверью...

Или нет! Это варвары вбили второй гвоздь, теперь уже в правую ладонь Семена Органидзе, распятому за нетрадиционность мышления и неординарную манеру творческой реализации...

И словно злобный ропот презренной толпы разнесся по всему коридору нервический скреб поэта О.