Крокодил из страны Шарлотты   ::   Хмелевская Иоанна

Я ведь пока ещё замуж не выхожу. Не знаю, возможно, я все преувеличиваю.

— Наверняка преувеличиваешь. Человек всегда, когда нервничает, преувеличивает, а оттого ещё больше нервничает, глядишь — и попал в порочный круг. Попробуй расписать свою нынешнюю ситуацию на бумаге. Вспомни наше средство от депрессии.

Надо сказать, когда-то в младые лета мы изобрели безотказное средство от депрессии. Берётся лист бумаги, лучше в клетку, и на нем двумя столбиками, по пунктам, расписывается все плохое и все хорошее. Все, что уже случилось и что ещё может случиться, неудачи с далеко идущими последствиями и без оных, все убытки и приобретения — моральные и материальные, все факты и прогнозы — одним словом, все, что на данный момент тебя волнует. Если столбик «плохое» оказывается длиннее столбика «хорошее», а это уж как пить дать, прибавляешь третий столбик и в него вписываешь рядом способы нейтрализации плохого. Депрессию как рукой снимает!

Как-то, ещё в нежном возрасте, я к прочим напастям вписала одно за другим: «1. Нет кавалера. 2. Потеряла расчёску», а в столбике «Что делать» прописала противоядие: «Купить» — средство, конечно, эффективное, но только по отношению к расчёске.

В более солидном возрасте записывались события уже другого рода, вроде вот такого трагического:

«Пропал план благоустройства города!» — а рядом беспечным росчерком было нацарапано: «Ну и что? Не я же его посеяла!» В догадках и прогнозах я оказалась не сильна, каких только ужасов не воображала, каких только не придумывала профилактических средств, одного лишь не предусмотрела — что мой ребёнок устроит однажды в квартире пожар, — и, как выяснилось, дала маху.

Так я из Алиции больше ничего в тот раз и не вытянула — вернулись Дьявол с Янкой, наш тет-а-тет разросся в компанию, а после бриджа гостей по домам развозила не я, а Дьявол.

Спустя два дня я случайно увидала Алицию на улице. Она махала рукой всему подряд, что только ни проезжало мимо. Я ехала на своём замечательном «вольво» — подвижном, как ртуть, послушном, как овечка; заметив Алицию, я сразу тормознула. Она мне страшно обрадовалась и завопила:

— Слушай, подвези, если можешь! Времени у меня в обрез!

— О чем речь! Домой? — и я свернула на Мо-Кртов.

— Нет, в противоположную сторону, на Старое Място!

— О Боже! — простонала я, нажав на тормоза, чтобы вовремя свернуть в конце Сенкевича. «Конец Сенкевича» звучит, может, и странновато, но что поделаешь, когда тормознула я как раз в этом месте. — Говори толком! Куда именно на Старом Мясте?

— Погоди, — замялась Алиция, озираясь назад. — Не знаю, не помню, покажу по ходу. Слушай, — заявила она вдруг, — а ты не можешь сделать так, чтоб эта тачка нас опередила? Вон тот синий «опель» за нами!

— Могу, конечно, — обречённо кивнула я, прикидывая в зеркальце заднего вида ситуацию. — Но ты ведь, кажется, спешишь?

— Спешу, только у меня, понимаешь, идиосинкразия на синие «опели». Или «опли»?

Я сбросила скорость сразу за Крулевской и прижалась вправо без сигнала, чтобы сбить противника с толку. Ради Алиции я готова была даже на штраф. Синий «опель» опередил нас, и промелькнувший профиль водителя показался мне знакомым.

— Если он свернёт на Сенаторскую, то ты езжай прямо, а если поедет прямо, свернёшь ты, — распорядилась Алиция.

Я собиралась подчиниться её приказу, но не тут-то было: «опель» проделал то же самое, что, и я. Съехал вправо и перед самой Сенаторской так резко сбавил скорость, что пришлось его опередить.

— Черт! — прокомментировала Алиция. До поры до времени не вникая в причины её отвращения к симпатичному, что бы там ни было, «опелю», да и вообще ни во что не вникая, я вопреки всем мыслимым правилам движения выкинула такой финт, какой «ягелю» и не снился.