Падение Вавилона   ::   Молчанов Андрей

В последнее время я обнаружил в себе незаурядную философскую терпимость ко многим человеческим слабостям, поступкам и вообще несообразностям бытия. К тому же недаром сказано: не суди...

Мы улеглись спать, когда время уже перевалило глубоко за полночь, и я, ворочаясь в постели, все еще не мог постичь, что вот и развязался клубок хитросплетения наших судеб, и, как и прежде, двадцать лет назад, мы снова ночуем все вместе в американской квартире, только теперь квартира оплачивается не казенными деньгами, а своими, и слава Богу, ибо не надо зависеть от кого-то и как-то, не надо шептаться по углам, чтобы сказать, что думаешь, и никого не точит поганенький страх перед доносом, наветом, высылкой...

Через какое же дерьмо им, моим родителям, все же пришлось пройти в той, краснознаменно-партийной реальности убогого рабского пресмыкания!..

Я вспомнил Олега. Он, конечно же, желал не возврата того окостенелого прошлого, не реконструкции рассыпавшегося в прах красного Вавилона; он хотел новой страны, но какой?.. Построенной на уцелевших руинах?

Я много думал об этом, но решил для себя так: идеи - идеями, партии - партиями, а народ - народом. И он сам выберет себе суть и форму жизни. И что уж выживет - точно. Несмотря ни на козни врагов, ни на коварство их планов. Слишком большой он, и, хотя славен обилием дураков, умных в нем тоже изрядное число.

И они выберутся из-под обломков навернувшейся империи, стряхнув с себя ее пыль и крошево. А за ними потянутся и другие.

Утречком я, полицейский группы оперативного реагирования, облачившись в защитный жилет, черную кожаную куртку, форменную фуражку и сунув в кобуру свой боевой "глок", отправился, посвистывая, на свою ментовскую работу, столкнувшись у подъезда с женщиной, выгружавшей из такси, стоящего рядом с ожидавшей меня патрульной машиной, большой хорошо знакомый мне чемодан.

- Извините, - сказала она, тронув меня за рукав.

- Ничего, Ингред, не беспокойся, - ответил я по-немецки.

Некоторое время она стояла с открытым ртом, глядя оторопело то на мою форму, то на полицейскую машину, где виднелся мой напарник, призывно махавший мне рукой.

- Ты... - молвила она упавшим голосом.

- Да, я. Тороплюсь на утренний развод. - Подхватив ее чемодан, я донес его до стойки портье.

- Ты служишь в полиции?..

- Тебе не нравится?

- Толья... Мне нравится, но...

- В квартире, - поведал я, - мои мама и папа. Скажи им "доброе утро". И еще скажи, что ты моя невеста. Если я прав, конечно, в таком определении...

Она обняла меня, приникнув всем телом к моей угловатой полицейской амуниции. Покатилась по полу свалившаяся с головы фуражка с серебристой эмблемой...

И сердце мое вдруг тронул ледяной крысиной лапкой внезапный страх: все слишком хорошо, а потому - надолго ли?..

Оттрубив дневную смену, я подъехал к дому и сразу же отправился в гараж - взять из "беретты" отвертки, дабы подвинтить разболтавшуюся дверцу кухонной полки.

Открыл багажник, склонился над ним, и тут тихий голос за моей спиной со смешком произнес:

- Вот как проходит, оказывается, срочная служба у некоторых дезертиров...

У меня, находящегося в положении крайне беспомощном, возникла, конечно, идейка потянуться к пистолету, но идейка была явно бессмысленной...

Я разогнулся, увидев стоящего поодаль... Михаила Александровича.

- Ну, привет, изменник Родины, - произнес он безразличным тоном.

Я, разогнувшись, молча кивнул, вспоминая канцелярию конвойной роты и то, прошлое его лицо на фоне строевого плаца, серого казарменного кирпича...

- Прогуляемся? - предложил он.

- Да можно и здесь поговорить...

Он закурил, болезненно поморщившись.

- Ну, здесь, так здесь... Олег сказал, что, в случае... ну, ты понимаешь, в каком-таком случае...

- Олег сказал, - перебил я, - что вы придете за дискетой. И вы пришли. Так?

- Так.