Чингиз-хан   ::   Ян Василий

Там кто-то пел высоким переливчатым голосом:

Наступит ночь, из глаз уходит сон, Любуюсь до зари на звездный небосклон. И бели молодой луны увижу рог, Я вспоминаю серп ее бровей. То не судьба ль моя? Не мой ли рок? Загадку разгадать хочу грядущих дней...

В глубине переулка показался молодой всадник в темно-зеленом чекмене , туго стянутом пестрым поясом. Сдвинув на правую бровь баранью шапку, он медленно ехал на плясавшем караковом жеребце. Всадник хлестнул коня и с места бросился вскачь. Поравнявшись с девушкой, он разом осадил коня. Девушка бросила лопату и вбежала во двор, захлопнув калитку. Всадник передвинул шапку на затылок и медленно поехал дальше по переулку. Калитка приоткрылась, и девушка выглянула. Робко посмотрев по сторонам, она подняла лопату и снова скрылась. Бородатый, почерневший от зноя дервиш, в остроконечном колпаке с белой повязкой хаджи и в разноцветном плаще, громко, как слепой, ударяя длинным посохом, перешел дорогу. Оглянувшись, он осторожно снял лоскут розовой материи, зацепившийся за калитку, и спрятал за пазуху. - Да,- бормотал он,- все здесь осталось по-прежнему: то же дерево, только оно стало еще выше и гуще, та же калитка - она лишь потемнела и покосилась... И девушка похожа на ту, кого я любил в шестнадцать лет, но это не она. А где та, которая стояла здесь много лет назад с корзинкой абрикосов и сама смуглая и сладостная, как абрикос?! Все осталось то же, даже вон там, над старой башней, как и раньше, кружат ястреба. Только Хаджи Рахим не тот... Дервиш постучал посохом в калитку. За старой карагачовой ^ дверцей послышался старческий кашель. На пороге появился старик, сухой и сгорбленный, в белоснежной чалме. - Ягу-у! Я-хак! - запел дервиш. Старик, всматриваясь слезящимися красными глазами, пошарил в складках свернутого из материи пояса и вытащил старый кожаный кошель. Он порылся в нем бескровными восковыми пальцами и достал черную тонкую монету. - Аллахум селля! - воскликнул дервиш, прижимая. монету ко лбу и губам.Кто живет в этом доме? За кого я могу вознести молитвы единственному? - Я живу в этом доме, но принадлежит он не мне, а кузнецу Кары-Максуму. На главном базаре все знают обширную кузницу и оружейную мастерскую Кары-Максума. Служителям веры он в подаяниях не отказывает. - А каким именем судьба одарила тебя, делатель чудес? - Не называй меня высоким словом "делатель чудес". Я старый шахский летописец Мирза-Юсуф и могу только добавить стихами поэта:

Я прожил жизнь, как вьючная скотина, Я - раб своих детей и пленник у семьи. На пальцах я сочту все, что имею,Мой бедный дом и сотни тысяч бед1 А выйти из беды надежды нет!.. "

- Нет, нет! Ты все же делатель чудес,- сказал дервиш.- Ты пожертвовал черный дирхем, и так как твое подаяние исходило из благородного порыва сердца, дирхем сразу обратился в полноценный динар из чистого золота. Старик наклонился к темной, похожей на птичью лапу ладони дервиша, на которой лежал золотой динар с выпуклой надписью. - В моей долгой жизни я никогда не видал чудес, о которых говорят священные книги. Или ты, дервиш, способен делать чудеса, или же ты, как фокусник на базаре, хочешь посмеяться над полуслепым стариком. - Но ты можешь испытать этот динар. Пошли твоего слугу на базар, и он принесет тебе целую корзину и жареного кебаба и вареной лапши, и меду, и сладких дынь. Может быть, ты даже уделишь тогда от этого изобилия бедному путнику, пришедшему сюда прямо из далекого Багдада? - Так ты пришел из славного Багдада? В таком случае заходи в мой дом и расскажи о том, что ты там видел, а я испытаю силу твоего удивительного динара.

Глава шестая. ШАХСКИЙ ЛЕТОПИСЕЦ

...Он направился ко мне, несмотря на

далекое расстояние наших жилищ, долгий

путь и ужасы дороги.

(Ибн-Хазм, XI в.