До свидания, мальчики !   ::   Балтер Борис

- Только понимая, что ты достаточно подготовлен, чтобы понять пороки этой книги, и что ты очень любишь этого талантливого, но чуждого нам по идеологии писателя, я согласилась, чтобы тебя премировали "Первой конной".

Сашкина мама прослезилась. Вера Васильевна тоже была очень взволнована. Она обняла меня за плечи, спросила:

- Где мама?

- На бюро. Должна вот-вот подъехать.

- Какое-то бюро, когда уезжает сын, - сказала Сашкина мама.

Интересно, для кого она это сказала? Если для меня, то напрасно: я не желал ее слушать.

- Всегда грустно расставаться с учениками. Но без этих мальчиков я не могу себе представить школу. Наверно, старею и становлюсь сентиментальной, - сказала Вера Васильевна.

- Пусть все молодые будут такими молодыми, как вы, - сказала Сашкина мама.

Сашкин отец стоял, заложив руки за спину, смотрел на Сашку и тихонько напевал.

Меня позвал дядя Петя и отвел к окну зала ожидания. Он долго смотрел на меня, так долго, что мне стало неловко.

- Скажи. Правду скажи. Витька на меня не обижается? - спросил он.

- Нет, дядя Петя, не обижается. Никто на вас не обижается.

- Так... Просьба у меня к тебе. Витька - он как цыпленок, догляди за ним.

- Все будет хорошо, дядя Петя. Вот увидите, все будет хорошо.

- Хорошо, коль увижу. - Дядя Петя взъерошил мне волосы и хлопнул по спине. Он вернулся к тете Насте и к Витьке, а я подошел к вагону и встал против входа на перрон, чтобы не прозевать маму. В вагонном окне стоял Павел.

- Чем дольше живу, тем больше радуюсь: хорошо, когда родственников нет, - сказал он.

Катя и Женя прогуливались под руку. Иногда подходили к Сашке и Витьке, о чем-то переговаривались и снова прогуливались. Им тоже было хорошо: через две недели и они поедут в Ленинград. Женя уже получила вчера вызов из консерватории. Катя и Женя подошли ко мне. Катя сказала:

- Знаешь, что мы решили? Побудем сегодня на вечере, а завтра поедем к Инке.

- Правильно решили, - сказал я. Они отошли и, кажется, на меня обиделись.

А мамы все не было.

Пробил третий звонок, и вдруг все вспомнили, что еще не сказали самого главного и, по сути, еще не простились. К вагонной лесенке нельзя было подойти. Сашкина мама стояла впереди всех, и Сашка из тамбура кричал ей:

- Что ты меня оплакиваешь? Я же не покойник!

Вера Васильевна крикнула:

- Пропустите Володю!

Она подталкивала меня и говорила:

- Можешь всегда на меня рассчитывать.

Пока я пробивался к подножке, меня трогали за плечи, желали счастливого пути, кто-то поцеловал - кажется, тетя Настя. Вагон вздрогнул, я встал на подножку и тогда увидел маму. Она шла от головы поезда. Она, наверно, понимала, что опаздывает, и потому шла от головы, чтобы не пропустить мой вагон. Поезд медленно катился, и слышно было, как буксовал паровоз. Я спрыгнул на перрон и побежал навстречу маме. В толпе не так-то легко было ее найти. Мы столкнулись неожиданно и обнялись. Мимо катился мой вагон. Сашка с Витькой кричали и протягивали мне руки. Я встал на подножку. Мама шла рядом, подняв ко мне лицо. Из-под кепи выбивались влажные седые волосы, и по вискам текли струйки пота. Мама начала отставать, вагон выкатился из-под вокзального навеса на солнце, мама шла и смотрела на меня и к концу перрона вышла впереди всех. Я помню маму на конце перрона в ее черных туфлях с перепонками, в канареечного цвета носках и длинной юбке. Ноги у мамы были как мраморные: белые в синих прожилках.

Больше я маму никогда не видел, даже мертвой...

На узловой станции московские вагоны отцепили до прихода поезда Симферополь - Москва. Мы уже были на перроне, когда маневровый паровоз потащил вагоны на запасный путь. Мы стояли на пустом перроне. Впервые за нашей спиной не было опекающих глаз, и отныне мы были подотчетны в своих поступках только себе. Такое дано испытать раз в жизни, когда навсегда покидаешь дом, и если когда-нибудь вернешься в него, то уже гостем.