Водители   ::   Рыбаков Анатолий

За ними сто восемнадцать тысяч задолженности.

- А... До сих пор не расплатились?

- Нет.

- Вот черт, совсем упустил из виду. Закрутишься с делами, забудешь, как самого зовут. Ну ладно. Завтра мы им машины дадим, а послезавтра посмотрим. Доложу облисполкому.

- Не могу, Илья Порфирьевич. Есть приказ: должникам не возить.

- Знаю, знаю, но ничего на этот раз не попишешь. Придется выделить.

- Не могу.

- А я приказываю!

- Дайте официальный приказ: "Несмотря на наличие задолженности, машины Стройтресту выделить".

- Страхуешься?

- Страхуюсь. И кстати: Тракторсбыту машин завтра тоже не даем.

- Это почему?

- Опять не дали загрузить машины в обратный рейс. Прогнали порожняком.

- У них запчасти к тракторам, тут судом пахнет.

- Знаю.

- Знаешь, так смотри. А вот Стройтресту чтоб машины были.

- Если дадите приказ.

- То, что я говорю, и есть приказ.

- Разрешите записать его телефонограммой?

- Никаких телефонограмм! Нечего бюрократизм разводить! Вот мое последнее слово. Чтоб завтра машины Стройтресту были. Всё. Точка.

Канунников бросил трубку. Поляков спокойно положил свою на рычаг.

Предприятие, которое возглавлял Поляков, выросло из маленького гаража Союзтранса, имевшего в 1929 году всего три автобуса, три старых громоздких "лейланда", отслуживших свой век на московских улицах.

За двадцать лет парк загряжской автобазы вырос до ста пятидесяти машин. Пассажирские линии покрыли город и тракты, где до войны можно было видеть многострадальные "лейлан-довские" кузовы, приспособленные под автобусные стоянки. Они были малонадежным укрытием от дождя и зноя. Зато любая остановившаяся возле них машина служила наглядным свидетельством прогресса автомобильной техники.

Но размещалась автобаза в том же гараже, что и двадцать лет назад. Машины стояли во дворе, а мастерские ютились в тесных, неприспособленных помещениях.

Теперь Поляков ждал звонка технорука Любимова, который поехал в Москву добиваться в министерстве разрешения строить новые ремонтные мастерские.

Поляков надеялся, что строительство разрешат, хотя в полной мере представлял себе трудности: строить придется за счет собственных накоплений, значительная часть времени упущена, и Канунников, конечно, будет мешать.

Снова раздался телефонный звонок. На этот раз Москва. У аппарата Любимов.

- Алло! Любимов! Здравствуй. Как дела?

- Мастерские строить разрешено. Стоимость первой очереди - семьсот тысяч рублей; все освоить в этом году. С проектом ознакомился: проект хороший... В министерстве предупредили: если не освоите, не берите.

- А ты как считаешь - брать?

- Такой случай упускать нельзя.

- А если завалим?

- Не думаю. Коробка простая. Дадут кирпич - в два месяца выгоним.

- Как бы нас с тобой раньше не выгнали.

- Кто-нибудь после нас достроит, зато мастерские будут.

- Это ориентир неважный. Ну ладно! Бери проект и выезжай. Остальное брось. Пошлем Смолкина, он доделает. Послезавтра к вечеру жду.

Как все просто и быстро делается! Уже завтра нужно начинать хлопоты о кирпиче, лесе, камне, стекле, кровле, о рабочих, о деньгах. Мастерские станут реальностью. А он их добивался столько лет!

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Управляющий Автотрестом Канунников обычно сидел в своем кабинете до полуночи, пока не расходилось областное начальство,- это давало ему право приходить на работу в полдень.

Кабинет был большой, просторный, оклеен коричневыми обоями, с ковром на полу, шеренгой мягких стульев у одной стены, диваном у другой и двумя низкими тяжелыми креслами у огромного письменного стола. На третьем кресле, еще более массивном, чем остальные, по-хозяйски грузно и основательно сидел сам Канунников. Казалось, и хозяин этого кабинета, и мебель всем своим видом говорили: "А ну, попробуйте сдвиньте нас".