Холодное лето 53-го   ::   Дубровский Эдгар

Зарезали, раздели – форму сняли, наган… Это они так амнистию празднуют! Магазин грабанули, с пальбой, людей поранили… Ну, мы их!.. Но шесть человек ушли в тайгу, а у нас собак не хватает!

– Какую амнистию? – спросил Фадеич.

Манков поморщился, вырвал у него журнал.

– Дай сюда! Вот! – Он потряс портретом. – Маршал Берия, Лаврентий Палыч… Весной, после смерти товарища Сталина, всем уркам амнистию дали. Его дело. Я ничего понять не мог! Всех урок – на свободу! Органы с ног сбились, до сих пор кровью захлебываемся, мать твою!..

– Все было учтено, – легко сказал старик. – Значит так надо.

Манков пристально посмотрел на него.

– Я сегодня, только светать стало, заправлял лодку. Смотрю, Дмитрюк едет, начальник милиции, верхом, и на седле что-то такое везет… Туман был понизу, лошади не видно, только голова иногда показывается, а у Дмитрюка перед грудью портрет – вот такой! – Манков не совсем еще пришел в себя от утреннего впечатления. – Да не один – три! Бросил их на песок, слез и – ко мне. «Полей, – говорит, – бензином». Я говорю: «Это приказ?» – «Приказ, – говорит, – что же еще». И потом много еще ворчал, все матом… Ну, и спалили.

Фадеич не сразу спросил:

– А чей портрет-то?

– Так я ж говорю! – Манков обозлился, ткнул в портрет. – Его! Чей…

Фадеич долго молчал, потом спросил:

– Дмитрюк – враг народа?

Манков поморщился – Фадеич раздражал его своим неумением думать.

– По радио было сообщение. Дмитрюк позвонил в краевое управление, там подтвердили: разоблачен, выведен из состава, судили… Все!

Манков выдрал портрет из журнала.

– Нет! – забеспокоился Фадеич. – Я не оповещен.

– Я тебя оповестил.

– Пока нет бумаги…

– Защищаешь? – тихо спросил Манков.

Некоторое время сидели молча, глядя друг на друга.

– А по инструкции, – спросил старик, – кто имеет право портреты уничтожать?

– А кто здесь есть, кроме нас двоих?

* * *



По улице к дебаркадеру неторопливо шел Зотов. Подошел к Саше.

– Александра, почему не заходишь?

– Чего я там не видела! – Она ощетинилась, как раздраженный ежик.

– Именно, что не видела. Сгущенку не видела. Так? Конфеты «лимонная долька». Так?

– Да нужны мне ваши конфеты! Прямо я тут вся…

Она оборвала себя и отвернулась.

– Грубишь, – мягко сказал Зотов, покачал головой и шагнул в сторону дебаркадера.

Па пути лежал Лузга.

– Уберись, – сказал Зотов.

Лузга не пошевелился. Зотов беззлобно пнул его. Лузга отполз немного. Зотов прошел мимо.

Закусив губу, Саша отвернулась от Лузги. Он снова взял камешек бросил в ее сторону. Она дернула плечом:

– Ну и валяйся, как…

Он ногой подтолкнул к ней банку из-под тушенки, перевернулся па спину и вытянулся.

Она быстро глянула на него, фыркнула:

– Делать мне больше нечего!

– Мумия готова, – сказал Лузга, складывая на груди руки.

– Ну сколько можно, ей-богу! – воскликнула Саша, с трудом сдерживая улыбку, потом взяла банку и принялась сыпать на Лузгу песок.

* * *



Зотов взошел на дебаркадер как раз в тот момент, когда из окна на палубу вылетел бумажный комок. Зотов нагнулся, взял его, приоткрыл и быстро сел на корточки, тревожно оглянувшись. Развернул на колене портрет, сложил, не разглаживая, и убрал во внутренний карман пиджака.

И тут увидел, что на него смотрит высунувшийся в окно Манков.

– Здравия желаю, – сказал Зотов, поднимаясь.

Манков молча кивнул и скрылся в окне.

Войдя в комнату, Зотов добродушно спросил Манкова:

– Враги народа долго будут на берегу валяться? Ступить негде.

Манков посмотрел в окно на Лузгу.

– Да он безвредный. Ему ссылки еще четыре года.

– Безвредный? Посмотрим… Но это я так… Привез?

Манков достал из саквояжа машинку для стрижки волос.

– Заграничная, – удивился Фадеич.

– Трофейная, – Зотов взял машинку, приладился к ней, подвигал ручки, пострекотал ими.