Зеркало Велеса   ::   Прозоров Александр Дмитриевич

Женщина резко оглянулась, облизнула губы, после чего перекрестилась еще раз,

вытащила на свет нательный крестик, с надеждой его поцеловала и пнула пятками

брюхо коня, посылая его вперед.

Скакун недовольно фыркнул, однако с берега спустился и медленно двинулся по

темной воде. Глубина выдалась всего ничего, до брюха река не достала — и меньше

чем через минуту всадница оказалась на правом берегу. Следом, разбрызгивая

холодные капли, на сушу выбрался и конь с хворым пареньком.

Женщина опять замешкалась, словно никак не решаясь на некий опасный подвиг, с

надеждой оглянулась на покинутый берег, но потом уверенно тряхнула поводьями,

заставляя скакунов перейти на шаг. Лошади побрели по узкой тропинке, пробитой в

высокой осоке, под копытами плотоядно зачавкала черная торфяная вода.

Тропа вела женщину за собой, виляя меж берез и тонких, как прутья, сосенок с

желтыми иглами, то и дело круто уходя вправо или влево, а иногда и вовсе по

широкой дуге в обратную сторону. То ли следы запутывала, то ли топи неведомые

огибала. Одно хорошо — комары над болотом почему-то не вились. А то за час и

зажрать могли, высосать досуха.

Версты через три березы и сосенки остались позади, и перед путницей, за

широким и ровным полем коричневого мха, заблестели многочисленные окна открытой

воды. Тропинка вела вперед, но уже через несколько саженей ноги коней начали

проваливаться, мох заколыхался, словно занавеска под резким порывом ветра, — и

лошади, тревожно заржав, остановились, не поддаваясь ни на какие понукания.

Через несколько минут женщина сдалась, двинулась вдоль поля, у крайних

березок, — и вскоре с удивлением обнаружила, что пересекает ту же тропу, по

которой забралась в самую вязь. Наверное, это был намек на то, что следовало

возвращаться обратно — но путница упрямо повернула вправо, в глубь болотных

мхов. Верста, другая — и опять она оказалась перед бездонными окнами. В этот раз

путница повернула в другую сторону — и через некоторое время вновь вышла к

тропе.

Немного поколебавшись и глянув на предзакатное небо, упрямая гостья Козютина

мха все же опять направилась к топям, заставляя коней все тем же мерным шагом

месить тухло пахнущий торфяник и корни осоки.

В небе каркнул ворон. Он сделал над путницей стремительный круг, сложил

крылья и упал на ветку совсем черной, с несколькими лишь белыми пятнами, березы,

поднявшейся едва на высоту человеческого роста. Потоптался, склонил набок

голову.

— К Лютобору я пробираюсь, — натянув поводья, сказала ему женщина. —

Сказывали, с любой хворью он управиться способен. Сын у меня занедужил. Совсем

плох... Спаси его, Лютобор, коли слышишь. Спаси, матерью твоей заклинаю!

Ворон опять каркнул, упал с ветки и, расправив крылья только над самой

землей, метнулся поперек тропы, взмыл над плотной стеной ежевики, что

поднималась слева в полусотне саженей, и умчался дальше, тяжело взмахивая

крыльями. Женщина проводила его взглядом, подумала, а затем потянула повод,

поворачивая вслед за птицей. Лошади, ощутив нетерпение всадницы, перешли на

широкий шаг. Их ноги опять начали проваливаться глубоко в торф, зажурчала,

разливаясь по сторонам, вода — но на этот раз скакуны беспокойства не выказали.

Да и то уже сажен через тридцать земля стала тверже, болотная осока сменилась

обычной травой.

Вблизи в стене ежевики неожиданно обнаружился просторный проход. Шел он не

прямо сквозь кустарник, а наискось, так что с болота оставался не виден. За

проходом начиналась новая тропа, более широкая и уже не торфяная, а глинистая.

Еще через полверсты всадница увидела впереди поросший дубами взгорок и,

облегченно вздохнув, перешла на рысь.