Батальоны просят огня   ::   Бондарев Ю В

В небе распускался сумрачный желтый свет: четыре осветительные бомбы, роняя искры, высоко висели над лесом среди звезд. Они медленно летели, косо и тихо опускаясь. Вверху выступили из темноты, четко прорезались оголенные вершины деревьев. Лес сразу ожил, черные тени кустов поползли, задвигались на дороге, мешаясь с тенями людей, машин, повозок; впереди ожесточенно взревели танки, кто-то зычно подал команду из глубины колонны: - Сто-ой! Жорка вопросительно поднял одну бровь; полковник проговорил в воротник: - Объезжай. "Виллис" обогнул колонну машин, тесно сгрудившиеся повозки, орудия, понесся впритирку к лесу, ветви захлестали, забили по бортам, упруго подбрасывало на корневищах. Деревья расступились, стало по-дневному светло. Над головой, разгораясь, плыли "фонари". Впереди с громом рванулось двойное пламя, и в лесу ахнуло, загремело, как в пустых коридорах. - Куда? Куда под бомбы прешь? Не видишь? - закричал кто-то отчаянным голосом, и человеческая фигура метнулась перед радиатором. - Ку-уда?.. - Стоп! - скомандовал Гуляев, вынося вон из машины ногу. "Виллис" с ходу затормозил, и Ермаков ударился бы о спинку переднего сиденья, если бы не спружинил руками. Полковник вылез, пошел вперед к сумеречно освещенной "фонарями" колонне танков; моторы работали, стреляя резкими выхлопами, танки продвигались толчками к матово отблескивающей воде. Там, в проходе, образованном съехавшими к обочине повозками и кухнями, они с гулом вползали на качающийся понтонный мост. - Днепр? - спросил Ермаков, наклоняясь к уху Жорки. - Не-е, рукав... Днепр дальше, - ответил Жорка. - Почуяли, бродяги, все время тут долбят... Во кинул, бродяга! Слышите - поросята завизжали? Заглушая гул танковых моторов, крики у переправы, ржанье лошадей, новые пронзительные, рвущие воздух звуки возникли в небе. Небо обрушилось; ослепляя, брызнули шипящие кометы, полыхнули огнем в глаза; "виллис" с силой толкнуло назад. Ермаков, испытывая холодно-щекочущее чувство опасности, притупившееся в госпитале, смотрел на разрывы, затем увидел в хаосе рвущихся вспышек на миг повернутое к нему лицо Жорки, сквозь грохот прорвался его голос: - Ложи-ись, товарищ капитан! Пикирует! И Ермаков, возбужденный, со сжавшимся сердцем, - отвык, отвык! делая размеренные движения, вылез из машины и, чувствуя, глупость того, что делает, заставил себя не лечь, а стоять, наблюдая за дорогой. В ту же минуту металлический нарастающий рев мотора начал давить на уши. С белесого неба стремительно падала на переправу тяжелая тень, оскаливаясь пулеметными вспышками. И он поспешно лег возле машины. Красные короткие молнии, подымая ветер, отвесно неслись вдоль колонны. Упала, забилась в оглоблях, заржала лошадь, "О-ох, о-ох", - послышалось из леса; что-то зашлепало по мокрому песку вокруг головы Ермакова, и он непроизвольно нащупал и отбросил горячую крупнокалиберную гильзу. В глубине леса учащенно и запоздало застучали скорострельные зенитные орудия. Трассы вслепую рассыпались в небе, все мимо, мимо тяжелого низкого силуэта самолета. Гул его удалялся. Зенитки смолкли. Угасающие "фонари" опустились к самой воде. И было слышно, как на другой стороне рукава слитно рокотали танки: они переправились во время бомбежки. Ермаков поднялся с земли, разозленный, подавленный тем, что чувство страха оказалось сильнее его, отряхнул сырой налипший на колени песок, подумал: "Разнежился. Конец. Прежняя жизнь начинается". - Из санроты! Где санрота? Санитары! - донесся крик из колонны, и она зашевелилась, задвигались фигуры меж повозок и машин. - Жорка! - раздался голос Гуляева. - Все целы? - Целы, целы. Поехали, - ответил Ермаков преувеличенно спокойно. "Виллис" снова понесся по дороге к Днепру.