Компас   ::   Житков Борис Степанович

- А как подойдем? Трап ты спросишь у охранников?

- Нет, - говорит, - там угольная баржа о борт с ним стоит, какого-нибудь дурака сваляем.

- Сваляем, - говорю.

И весело мне стало. Гребу я и все думаю, какого там дурака будем валять. Как-то забыл, что "союзники" там с револьверами.

А Сережка мешок скручивает и веревку приготавливает.

Обогнули мол. Вот он, "Юпитер", вот и баржонка деревянная прикорнула с ним рядом. Угольщица.

Гребу смело к пароходу.

Вдруг оттуда голос:

- Кто едет?

Ну, думаю, это береговой, - флотский крикнул бы: "Кто гребет?"

И отвечаю грубым голосом:

- Та не до вас, до деда.

- Какого деда там? - уж другой голос спрашивает.

А на такой барже никакого жилья не бывает, никаких дедов, и всякий гаванский человек это знает.

А я гребу и кричу ворчливо:

- Какого деда? До Опанаса, на баржу, - и протискиваю туз между баржой и пароходом.

Сережка окликает:

- Опанас! Опанас!

С парохода помогают:

- Дедушка, к вам приехали!

Залез я на баржу, с борта прыгнул на уголь и пошел в нос. А нос палубой прикрыт.

И говорю громко:

- Дедушка, дедушка, это мы. Какой вы, к черту, сторож! Вас палкой не поднять, - и шевелю уголь ногой.

Смотрю - и Сережка лезет ко мне.

Чиркнул спичку. А я стариковским голосом шамкаю:

- Та не жгите огня, пожару наделаете, шут с вами.

Сережка, дурак, смеется. А с парохода говорят:

- Да, да, не зажигайте спичек, мы вам фонарь сейчас дадим.

И затопали по палубе.

Сережка говорит мне:

- А дурак ты, дедушка, ей-богу, дурак!

Я выглянул из-под палубы. Смотрю, уже фонарь волокут.

Я скорей к ним.

К мокрому белью уголь пристал - самый подходящий вид у меня сделался, это я уже при фонаре заметил.

Сидим мы с фонарем под палубой и вполголоса беседуем.

Я все шамкаю.

- Лезь, - шепчет Серега, - в туз, а как уйдут с борта - стукни чуть веслом в борт.

Я полез в туз.

Вдруг Серега громко говорит:

- Так вода, говоришь, у тебя в носу оставлена, дедушка?

А я знаю, что он один там, и отвечаю из туза:

- В носу, в носу вода!

- Так заткни, чтоб не вытекла! Не тебя спрашивают, - говорит Серега.

На борту засмеялись. А Серега зашагал по углю в корму. Потом вернулся. Опять прошел на корму, и все смолкло.

Смотрю - один только человек остался у борта.

- Эй, - говорит, - фонарь-то потом верните.

И отошел. Стало тихо.

Я подождал минут пять и стукнул веслом в баржу.

Бережно, но четко: стук!

И тут заколотилось у меня сердце.

Я прислушивался во все уши, но, кроме сердца своего, ничего не слыхал.

Глянул вверх - через щели в барже светит фонарь.

Прошел человек по палубе.

Перегнулся через борт и спрашивает, как начальник:

- Это что за лодка?

А я чувствую, что скажу слово - голос сорвется. Молчу.

Он опять. Крикнул уже:

- Что это за лодка? Эй, ты!

Тут ему кто-то из ихних ответил:

- Это сюда, на баржу, к старику, свои приехали.

- Ага, - говорит и отошел.

Опять стало тихо. Я уж вверх не гляжу, смотрю по борту парохода.

Вдруг что-то вниз ползет серое по черному борту.

Я замер. Дошло до воды - стало.

Мешок.

Вся сила ко мне вернулась.

Не брякнул я, не стукнул. Протянулся тузом по борту вперед, ухватил мешок - здорово тяжелый - и осторожно опустил в туз.

В это время туз качнуло; глянул - Сережка уже стоит на корме.

Он по той же веревке слез, на которой и мешок опустил.

Я взялся за весла и стал потихоньку прогребаться вперед.

В это время с парохода кто-то крикнул:

- Эй, дед, фонарь давай! Заснул?

И мы слыхали, как кто-то спрыгнул на баржу.

Я чуть приналег посильнее.

Фонарь стал метаться по барже.

На пароходе закричали, заголосили.

Бах, бах! - щелкнули два выстрела.

- Эх, навались!

Мы уже огибали мол.

Сережка оглянулся и сказал:

- Шлюпка за нами - навались!

Я рванул раз, два - и правое весло треснуло, я повалился с банки.