Кукарека Иванович   ::   Вангели Спиридон

и ему, видно, любопытно, что там делает Груя, забыв обо всех играх и шалостях.

- Кхы! Кхы! - задыхается мальчик. Глаза покраснели, но топорик из рук не выпускает. На пень с дедушкиной бородой поглядывает, а сам полегче чурбачок в руках вертит, от дыма отмахивается, с дымом воюет.

Мать его не из стеснительных - бегом к соседке.

- Слушай, - говорит она матери Титирикэ и топает ногой. - Если у твоего мальчика есть живой дедушка, ты, пожалуйста, не мешай моему сыну тоже заиметь предка, хотя бы и деревянного. Может, ему тоже хочется стать внуком!.. - С этими словами мать Груи берёт и поворачивает дымоход у очага. Теперь дым, слава богу, струится совсем в другую сторону.

А по селу женщины говорят: "Слыхали? До колен вырос мальчишка, а уже делает памятник деду!" "Что ты!" "Своими глазами видела! И до чего похож!" "Говорят, он всех своих родственников изобразить хочет. Галерея будто бы будет такая! Художественная!.." "Вот счастливые родственники, такие счастливые!.."

А счастливые родственники и просто соседи и даже вовсе чужие, с дальних концов села, в субботу пришли в гости к родителям Груи. Видно, до всех слух дошёл, что делает мальчик. Мать Груи, как всегда, не ударила в грязь лицом: приготовила семь горшков с голубцами из виноградных листьев, холодца наварила, пирог испекла.

Все в праздничных одеждах. Один гладит свои усы (какой родственник без усов?), другой волосы ерошит, третий бровями играет, - каждому в художественную галерею попасть хочется. В Груиных рисунках роются, себя хотят узнать. Пусть в галерее хоть ухо будет, да его. Кто себя не узнаёт, а кто доволен, хоть краем глаза, хоть свою пересечённую бровь (от удара копытом), но увидел. А увидел - и доволен! Гостей много-премного. Даже дед его приёмный с палкой и тот притащился. Только муравей со своими внуками и правнуками неотлучно в сарае сидит, помогает мальчику: выносят они на спине стружку, кольцо за кольцом. Да такая она душистая. Спирта муравьиного душистее. А Груя всё стучит и стучит, фигуру обрабатывает топориком, нос выдалбливает, ухо высверливает сверлом.

- Давай, сынок, быстрее! - басит отец в дверь сарая.

- Уже скоро, - слышится голос Груи, но задвижку он не открывает.

Работа не спорилась, а скорее спорила с Груей, - то голова не помещалась на плечах, и он подтёсывал её, то туловище было слишком большим, и он снимал лишнее топориком, то казалось ему, что голова немного криво сидит. В конце концов от всего родственника только и осталось, что одна рука с палкой, да и рука-то - неизвестно чья.

А бочонок "буль-буль-буль!" А мать: "Вот уже пирог на стол поставила!" Гости повеселели, места им в доме стало мало. Словам и то стало в доме тесно.

Один из гостей встаёт из-за стола с такой речью:

- Я - родственник! И, пожалуй, самый близкий. Меня и надо изобразить первым!

- Нет, меня, - бьёт себя в грудь другой. - Я живу ближе всех. Надо, чтоб галерея с меня начиналась!..

- Подумаешь! - закричали на него другие близкие родственники. Если живёшь рядышком, так уже и самый близкий?!

Спор, как огонь, из дома к сараю перекинулся, грозит внутрь прорваться. И вот все уже сарай окружили. Гудят, как пчёлы, за дверью - кто кого перегудит. А Груя не знает, куда от них всех спрятаться. "Ага, ну-ка через окно да на сарай, что ли?" Петухи уже спали. Кругом полночь. Хоть глаз выколи. Сидел уставший Груя и всё смотрел в небо. В голове просветлело, а вокруг сарая всё стихло. Зато в доме опять шумно. Немного погодя Груя опять закрылся в сарае. Тихо сидел, как мышка. Вот в доме снова настала тишина, а вокруг сарая - шум. Гости терпели, терпели, а потом кто-то залез через окно и открыл задвижку на двери. Все с шумом вошли внутрь и вдруг стихли. На полу, на куче стружек, спал Груя, подложив кулак под голову. Никакой скульптуры не было.