Лесовичка   ::   Чарская Л А

Конец золотому пиру лета. Конец к самому лету.

Графиня за мольбертом. Ксаня на подставке. Она "позирует". Лицо у нее бледное, унылое. Глаза напухли. Жарко ей, томительно скучно. Вот бы, то ли дело, в лес, в зеленое царство, в тень, в прохладу... Она задумалась и мысленно ушла от этой комнаты с огромным венецианским окном. Ушла от жизни. Отчего ей так худо теперь? Графиня неласкова, дети преследуют, смеются, а Василиса, как кошка, так и норовит когтями зацарапать. Язык у нее хуже когтей. Злой язык. И зачем не отпускают ее, Ксаню, в лес, когда не любят ее, даже ненавидят?.. Одна Ната добра... Да что Ната: какая она Ксане подруга?.. Для Наты она, Ксаня, просто живая игрушка, которую она бросит, когда соберется опять в заморские страны... У Наты злой затаенный недуг в груди, в легких. Ната - чахоточная. Она может жить только при солнце, пока жарко, тепло... Без жары зачахнет. Чуть дождик - хватается за грудь и кашляет, кашляет. И в августе - это уже решено - Ната опять уедет на юг Франции на целую зиму. И тогда ей, Ксане, не житье в графском доме, ибо некому будет за нее заступаться. Ах! в лес бы уйти скорее, в лес!

Задумалась глубоко Ксаня...

Пред глазами пышная, зеленая картина... Глушь, лес, сумерки теней, прохлада... Чудно так, прекрасно...

Мечты и думы Ксани прерывает неожиданно сердитый голос графини.

- Несносная девочка! - кричит графиня. - Я же тебе велела стоять смирно!.. А ты все вертишься да вертишься...

При этих словах палитра и кисть летят в угол комнаты, брошенные с досады нетерпеливой рукой графини. Сама графиня, красная, как кумач, изо всей силы прокалывает полотно с наполовину оконченным портретом лесной колдуньи.

- Вот! Любуйся теперь!

Затем разгневанная графиня быстрой походкой выходит из студии.

Ксаня в недоумении, молчит, ничего не понимая, почему так рассердилась графиня.

Подходит Ксаня к картине, смотрит: огромная дыра вместо глаз, лицо изуродовано. Ксаня пожимает плечами. Неужели все это из-за нее?

- Ха, ха, ха, ха! - проносится резкими звуками над ее ухом. Любуетесь своим изображением? Ха! Ха! Ха!

Перед Ксаней Наль. Собственно говоря - Николай, молоденький граф Николай Хвалынский. Но родители и сестры прозвали его нежным именем "Наль". Ведь он такой нежненький и хрупкий, точно цветок. Но цветок, полный яда. Злой цветок. И губы у него тонкие и злые, и язычок, как жало, и глаза. Глаза совсем уже недобрые, хоть и красивые, как у сестры Наты. За ним стоит Вера. Эта если и не жалит, то потому только, что боится. Она слабенькая и трусливая. Но сердце у нее от этого не мягче.

- Наль, картина испорчена! - говорит она, - не правда ли?

Наль смеется и облизывает тонким, жалящим язычком малиновые губы.

Ксаня больше всего не терпит его за эту привычку. В ней есть что-то противное. И сейчас вынести ее без едкой злобы у нее нет сил.

- Ты барин, - говорит Ксаня, - ты граф, графский сын, а манеры у тебя, как у мужика, право.

- Что-о-о-о! Сама ты мужичка и колдунья! Да, да, колдунья!.. - говорит Наль. - Лесовичка ты! И не только лесовичка, но и дура...

- Да, лесовичка! - поддакивает Вера и прячется за спину брата.

Глаза Ксани вспыхивают. Ноздри раздуваются.

- Что ты сказал? - сердито, громко спрашивает она и делает два шага вперед. Затем еще два.

Графчик Наль отскакивает к окну перед ней.

- Повтори, что сказал?!

Наль храбрится.

- Дура! Дура, мужичка! Вот что сказал!

- Конечно, дура! - повторяет за ним Вера и юркает в угол.

- Не боюсь тебя! - уже в голос кричит Наль, - не боюсь необразованной мужички, ты... ты... глупая, дикая... и колдунья. Твоя мать...

- Что сделала моя мать?

И Ксаня делает еще шаг, подвинувшись к мальчику.

Она спокойна. О, она спокойна! Только краска отлила от ее щек, да глаза, как угольки, мечут и бросают пламя.