Цзян   ::   Ластбадер Эрик ван

Не только напряженность и тишина, которые Ничирен умел нагнетать, делали его таким опасным противником, но и ощущение того, что в каждое мгновение этой абсолютной тишины, он мог внезапно взорваться совершенно неукротимой энергией. Как ветер, который гонит по морю гигантские волны. Эта его способность была сродни стихийной и поэтому казалась Кизану еще более опасной.

Скоро Хигира уже не мог сдержать себя и начал ерзать. Именно к такой тактике прибегал, по наблюдению Кизана, Ничирен, играя в го — в известную японскую игру на расчерченной доске с помощью белых и черных камешков. Он удерживал противника в невыгодном для него положении, а затем серией молниеносных ударов прорывал его оборону и делал победный ход.

Когда крупные капли пота уже образовались на лбу Хигиры и начали одна за другой перемещаться ниже и скользить, оставляя влажные следы на его впалых щеках, губы Ничирена чуть-чуть скривились.

Из складок своего кимоно — черный орнамент на черном фоне — он извлек золотой ключик, вставил его в отверстие, скрытое между краями двух татами на полу, и повернул его. Тайник открылся, и Ничирен достал из него корзинку, величиной не больше шляпной коробки. Затем он поставил ее на стол, как раз на то место, где был изображен герб Кизана.

Хигира смотрел на нее, как завороженный.

— Это оно и есть? — спросил он, сам чувствуя глупость своего вопроса.

Вместо ответа Ничирен снял с корзинки крышку и с некоторой торжественностью положил ее на татами рядом с собой.

— Что в ней, скажите на милость? — пролепетал Хигира совсем пересохшим ртом.

Ничирен откинул рукав кимоно и запустил руку в корзинку. Когда он ее вынул оттуда, язык Хигиры присох к небу.

— Уф! — издал он какой-то нутряной звук, словно его ударили в солнечное сплетение.

Рука Ничирена сжимала отрубленную человеческую голову. Кровь все еще сочилась с обрубка шеи, и голова слегка раскачивалась в воздухе, поскольку Ничирен держал ее за волосы.

— О великий Будда! — прошептал Хигира. — Сизуки-сан!

— Ваш всегдашний соперник, — тихо сказал Ничирен. — Теперь ваше продвижение по службе гарантировано, не так ли?

В его голосе были слегка распевные интонации, характерные не столько для японского, сколько для китайского языка.

— Да, но...

Новое покачивание головы заставило Хигиру почувствовать легкую тошноту. Но он по-прежнему не мог оторвать глаз от жуткого зрелища, от этого кровавого трофея.

Словно загипнотизированный незрячими глазами мертвеца, он пролепетал запинающимся, как у пьяного, языком:

— Я не это имел в виду... Я не хотел... Я...

— Сизуки-сан отдавалось предпочтение в вашем кейбацу [1] , - сказал Ничирен, подчеркивая всю причудливость, некоторую нереальность происходящего своим высоким, напевным голосом. — Он должен был жениться на дочери вашего непосредственного начальника Танабы-сан. Это окончательно решило бы его судьбу... и вашу. Так что у вас были причины для беспокойства, Хигира-сан. Благодаря этому браку, он обошел бы вас по службе.

— И вы правильно сделали, — прибавил Кизан, — что со своими проблемами пришли к нам.

— Да, но...

У Хигиры было ощущение, что все это происходит в страшном сне. Ужас от того, что повлекла за собой его неосторожная просьба, стиснул его своими холодными лапами.

— Еще десять дней — и было бы поздно, — сказал Ничирен. — Сизуки-сан женился бы, стал членом семьи Танабы-сан и, следовательно, неуязвимым...

— Как видите, другой альтернативы просто не было, — сказал Кизан и участливо взглянул на своего гостя. — Хигира-сан?

— Да, да, я, понимаю.

Хигира оттащил себя от края бездны, к которой эти откровения подталкивали его. Все его воспитание говорило ему, что не стоило обращаться к этим людям. Тем не менее, он все-таки пришел сюда и попросил у них помощи.