Опальный принц   ::   Делибес Мигель

В ходе предвыборной агитпоездки он попадает в заброшенное горное селение, где и происходит его встреча с тем самым народом, который он собирается «спасать». 80-летний крестьянин Кайо крепко стоит на земле, одарившей его своей силой и мудростью. Он знает и умеет все, что нужно для жизни. Что может предложить ему будущий депутат? «Слова, слова…» Виктор уезжает в смятении, сознавая, что не нужен простым людям и бессилен им помочь. Тоскуя об утраченной гармонии, Делибес, однако, не проповедует «возврат к природе»: он знает, что путь назад заказан. Но в поисках «точки опоры» сегодня, как и прежде, писатель обращает свой взгляд к народу, к простым и вечным ценностям, выработанным его историческим опытом, видя в них надежный нравственный ориентир на будущее.

М. Злобина

Вторник, 3 декабря 1963 года

10 часов утра



Он приоткрыл глаза и сразу же увидел, как из щели между неплотно задернутыми шторами пробивается в комнату яркий луч. На фоне окна темнели очертания лампы, которую можно было поднимать и опускать — в виде ангела-хранителя, взмахнувшего большими крыльями, — кресло, обтянутое цветастым винилом, и металлический стеллаж с книгами его старших братьев. Попав в солнечный луч, корешки книг переливались красными, синими, зелеными, желтыми искрами. Это было увлекательное зрелище, и на каникулах, когда он просыпался одновременно с братьями, Пабло говорил: «Смотри, Кико, там радуга». А он восторженно отвечал: «Ага, радуга. Правда, красиво?»

Теперь до его ушей доносилось жужжание пылесоса, скользящего по паркетному полу, и громкое беспорядочное чирикание воробья, усевшегося на оконном карнизе. Не отрывая затылка от подушки, он повернул светловолосую головку и в сумраке различил пустую, тщательно застланную постель старшего брата Пабло, а слева тоже пустую, но неприбранную — простыни комом, мятая пижама брошена в ногах — кровать второго брата, Маркоса. «Сегодня не воскресенье», — сказал он себе высоким, полусонным голоском, потянулся, растопырил пальцы, разглядывая сквозь них полоску света, потом сжал и разжал их несколько раз, улыбнулся и машинально промурлыкал: «Что за красота снаружи, что за вкуснота внутри». Вдруг в глубине квартиры смолк пылесос, наступила тишина, и он встрепенулся и закричал:

— Я уже не сплю-у-у!

Его голосок пробился сквозь двери, пролетел по длинному коридору, свернул налево, проник в кухню, и Мама, в эту секунду включавшая стиральную машину, подняла голову и сказала:

— Кажется, мальчик зовет.

Витора влетела в полутемную комнату точно вихрь и раздернула шторы на окнах.

— А ну-ка, а ну-ка поглядим, — сказала она, — кто это тут визжит.

Но Кико уже с головой спрятался под простынкой и тихонько сжался в комочек, с улыбкой предвкушая, как удивится Витора. И Витора сказала, глядя на его кроватку:

— Ох, а мальчика-то и нету. Да его, поди, украли?

Он подождал, пока Витора несколько раз обойдет комнату, повторяя: «Ах ты господи, куда же подевался этот ребенок?», а потом откинул простыню, и Витора, будто не веря своим глазам, подошла к нему и спросила:

— Негодник, да где же ты был?

И осыпала его поцелуями, а он довольно улыбался — больше глазами, чем губами, и, освободившись, спросил:

— Вито, ты думала, меня украли? А кто?

— Дядька с мешком, — ответила она.

Она откинула простыню и одеяльце, пощупала постель и воскликнула:

— Быть не может! Ты сухой?

— Да, Вито.

— Чтобы везде, везде сухо?!

Мальчик провел по пижаме — сперва одной рукой, потом другой.

— Потрогай, — сказал он. — Даже ни мокринки.

Витора завернула его в халат, так что выглядывали только босые ножки, и взяла на руки.

— Постой, Вито, — сказал мальчик. — Дай возьму эту штуку.

— Какую?

— Вот эту.