От двух до пяти   ::   Чуковский Корней Иванович

Раньше всего необходимо заметить, что у двухлетних и трехлетних детей такое сильное чутье языка, что создаваемые ими слова отнюдь не кажутся калеками или уродами речи, а, напротив, очень метки, изящны, естественны: и "сердитки", и "духлая", и "красавлюсь", и "всехный".

Сплошь и рядом случается, что ребенок изобретает слова, которые уже есть в языке, но неизвестны ни ему, ни окружающим.

На моих глазах один трехлетний в Крыму, в Коктебеле, выдумал слово пулять и пулял из своего крошечного ружья с утра до ночи, даже не подозревая о том, что это слово спокон веку существует на Дону, в Воронежской и Ярославской областях*. В известной повести Л.Пантелеева "Ленька Пантелеев" ярославская жительница несколько раз говорит: "Так и пуляют, так и пуляют!"

______________

* В.И.Даль, Толковый словарь живого великорусского языка, т. III, М. 1955, стр. 538. А.В.Миртов, Донской словарь, 1929, стр. 263.

Другой ребенок (трех с половиною лет) сам додумался до слова никчемный.

Третий, неизвестного мне возраста, изобрел слова обутки и одетки (это было в черноморской степи под Одессой), совершенно не зная о том, что именно эти два слова точно в таком же сочетании существуют в течение столетий на севере, в Олонецком крае. Ведь не читал же он этнографических сборников Рыбникова, записавшего некую фольклорную сказку, где были, между прочим, такие слова: "Получаю по обещанию пищу, обутку и одетку"*.

______________

* Песни, собранные П.Н.Рыбниковым, т. III, М. 1910, стр. 177.

Самая эта двучленная формула "обутка и одетка" была самостоятельно создана ребенком на основании тех языковых предпосылок, которые даны ему взрослыми.

- Ах ты, стрекоза! - сказала мать своей трехлетней Ирине.

- Я не стрекоза, а я людь!

Мать сначала не поняла этой "люди", но потом случайно обнаружила, что за тысячу километров, на Урале, человек издавна называется "людью". Там так и говорят:

- Ты что за людь?*

______________

* Даль приводит это слово как старинное (Толковый словарь, т. II, М. 1955, стр. 284).

Таким образом, ребенок порою самостоятельно приходит к тем формам, которые создавались народом в течение многих веков.

Чудесно овладевает детский ум методами, приемами, формами народного словотворчества.

Даже те детские слова, которых нет в языке, кажутся почти существующими: они могли бы быть, и только случайно их нет. Их встречаешь как старых знакомых, как будто уже слышал их когда-то. Легко можно представить себе какой-нибудь из славянских языков, где в качестве полноправных слов существуют и сердитки, и никовойный, и всехный.

Или, например, слово нырьба. Ребенок создал его лишь потому, что не знал нашего взрослого слова "ныряние". Купаясь в ванне, он так и сказал своей матери:

- Мама, скомандуй: "К нырьбе приготовиться!"

Нырьба - превосходное слово, энергичное, звонкое; я не удивился бы, если бы у какого-нибудь из славянских племен оказалось в живом обиходе слово нырьба, и кто скажет, что это слово чуждо языковому сознанию народа, который от слова ходить создал слово ходьба, от слова косить - косьба, от слова стрелять - стрельба и т.д.

Мне сообщили о мальчике, который сказал своей матери.

- Дай мне нитку, я буду нанитывать бусы.

Так осмыслил он слова "нанизывать на нитку".

Услыхав от какого-то мальчика, будто лошада копытнула его, я при первом удобном случае ввернул эти слова в разговор с моей маленькой дочерью. Девочка не только сразу поняла их, но даже не догадалась, что их нет в языке. Эти слова показались ей совершенно нормальными.

Да они такие и есть - порою даже "нормальнее" наших. Почему, в самом деле, ребенку говорят о лошади - лошадка? Ведь лошадь для ребенка огромна. Может ли он звать ее уменьшительным именем? Чувствуя всю фальшь этого уменьшительного, он делает из лошадки - лошаду, подчеркивая тем ее громадность.