Под девятой сосной в чистом поле   ::   Гусев Валерий

Посошок, вцепившись в края лавки, тихонько покачивался взад-вперед, и чуть слышно протяжно бубнил - будто пел про себя грустную песню, и болтал потихоньку босыми ногами.

– Чего там? - вдруг спросил он, кивнув на окошко, заросшее паутиной, в которой сохли прошлогодние мухи. - Чего новенького?

– Да ничего хорошего. - Пружины под Алешкой еще жалобнее скрипнули. - Паршутина собака укусила.

– Так ему и надо, - отозвался на великую новость Посошок, шмыгнув курносым носом. - Дурного человека хорошая собака за версту чует.

– А вас собаки не кусают?

– Не, они меня, наоборот, за версту огибают.

Алешка не стал спорить. Он и сам бы этого Посошка за версту обогнул - такой от него шел густой винный дух.

– А еще чего?

– Церковь обокрали.

Посошок подскочил:

– Да ну! И много добра взяли?

– Подсвечники всякие. Книги старинные. А главное - икону чудотворную. Вот как у вас. Можно посмотреть?

– А ты чего, верующий? - насторожился Посошок.

Алешка подумал и ответил загадочно:

– Сочувствующий.

– Это как? - не понял Посошок.

– Это - в душе.

– А… Ну тогда гляди. На тубаретку залазь. Да смотри свечку не сковырни.

Алешка придвинул «тубаретку», на ходу подивившись ее красоте: прямо как из музея старинного быта - резное чудо.

Взяв в руки иконку, он сразу понял, что это не та, не подлинная. Настоящая была написана на древней дощечке, а эта - на простом кусочке картона. Но все равно: очень красиво и похоже на оригинал.

– Здорово, - сказал Алешка. - Это вы сами, дядя Посошок, рисовали?

– Меня Егорыч зовут, - проворчал Посошок. - А Посошком дураки дразнят.

– Я не знал, - сказал Алешка. - Больше не буду. Я не дурак.

– Откуда я знаю, - не поверил Посошок. Почесал лохматый затылок. - А образ… Не, образ не я писал. Мне такое не дано. Я по плотницкой работе специалист. Ну и столярничаю иногда. Когда выпить нечего. Вон, тубарет видал? Моя работа, под ней подпишусь. А икону - не, не я писал. Художник Поля.

– Художница? - уточнил Алешка. - Женщина, значит?

– Кто женщина? - Посошок перестал качаться, застыл в недоумении.

– Ну художник.

– Почему? - удивился Посошок. - Почему женщина?

– Потому что - Поля!

– Во дает! - Посошок аж подпрыгнул на лавке. - А что, и Коля, выходит по-твоему, тогда женщина?

Алешка не стал спорить. Ему не эти тонкости - Поля-Коля - были нужны.

– А где она живет? Этот… Поля?

Посошок вдруг угрюмо замкнулся.

– В поселке? - настаивал Алешка.

Упрямое молчание в ответ.

– В деревне?

Посошок опять поскреб затылок и загадочно произнес:

– Два рубля нужно.

– Кому? - удивился Алешка.

– Тебе.

– Зачем?

– Мне отдать.

– На хлеб? - пожалел его Алешка.

– Я что, нищий, по-твоему? - Посошок возмутился и объяснил: - На вино не хватает. На «Бело-розовое».

– Понял. Ща принесу. - И Алешка помчался домой.

Он ворвался в наш мирный вагончик и завопил с порога:

– Дим! Гони деньги! Два рубля!

– На что? - спросил я, переворачивая на сковороде очередной румяный оладушек. - На всякую фигню не дам.

– На вино не хватает!

– Что? - Оладушек сорвался с ножа и плюхнулся на пол. - На какое еще вино?

– На бледно-розовое!

– Может, тебе еще и на сигареты денег дать?

– Это не мне, Дим! Это плата за информацию.

Зажав в кулаке деньги, Алешка влетел в избу Посошка. Тот с надеждой привстал ему навстречу. И протянул руку.

– А вот фиг! - сказал Алешка и свою руку с деньгами спрятал за спину. - Сначала адрес.

– Чистое поле, - сказал Посошок. - За девятой сосной от бывшего скотного.

Меня бы такой ответ ошарашил. Алешку - нет…

– Понял, - сказал он. И спросил уже в дверях: - А что это за щепки у вас в сенях валяются?

Посошок, чтобы идти в магазин, уже искал под лавкой обувку и оттуда фыркнул сердито:

– Щепки! Валяются! Это лемех! Или гонт, иначе говоря.

– Для самовара, что ли?

Посошок только крякнул от возмущения.

– Сам ты самовар. А хвалился, что не дурак.