Полосатая спинка. Рассказы   ::   Радзиевская Софья Борисовна

— Заживёт, — говорил он. — Вот с халатом хуже, опять Ибрагим браниться будет.

Ещё одно огорчение было у Назира: ему очень хотелось научить тигрёнка каким-нибудь фокусам. Но это никак не удавалось. Тигрёнок знать не хотел никаких приказаний. Назир мучился часами, стараясь обучить его по команде вставать, ложиться или прыгать через табуретку.

— Мя-яу-у, — недовольно тянула Гульча и, подпрыгнув, шлёпала на лету учителя лапой по плечу так, что оба кубарем катились по дорожке.

Назир чуть не плакал.

— А вдруг Мустафа-бек спросит, каким я тебя фокусам выучил, ленивая ты кошка? — сердился он и отряхивал разорванный халатик. — Рассердится, прогонит меня, что будешь делать? К Исхаку пойдёшь?

Исхак никогда пальцем не тронул тигрёнка, и однако уши его прижимались к голове, а глаза щурились и зажигались недобрым огнём, едва только высокая мрачная фигура Исхака появлялась на дорожке. Затем Гульча начинала глухо рычать. Она сидела в углу, сузив глаза, и рычание её, точно отдалённый гром, усиливалось, когда Исхак подходил близко.

— Ты что это, нарочно её учишь? — спросил раз Исхак и так зло посмотрел на Назира, что у того душа ушла в пятки.

— Я её учу… — оправдывался тот дрожащим голосом. — Я её учу… через палку прыгать. А она не хочет. А вот это…

— А вот это хочешь? — насмешливо спросил Исхак и, войдя в клетку, протянул руку для удара.

Но Гульча так зашипела, вся собравшись в комок в углу клетки, что Исхак невольно отдёрнул руку.

Однако давно накопившееся раздражение должно было найти себе выход, и Исхак уже не мог сдержаться:

— Так ты для этого сюда поставлен? Кошек на людей натравливать? — И от его сердитого толчка Назир кубарем покатился по полу туда, где шипела Гульча.

Мальчик стукнулся об решётку и вскрикнул от боли и испуга.

Гульча вскочила. Шипение её перешло в вой, она присела, метнулась через лежащего Назира, и зубы её впились в руку Исхака.

Исхак бросился к двери, но Гульча крепко держала его.

— Спасите! Спасите! — кричал Исхак. Рукав его окрасился кровью.

Назир быстро вскочил на ноги и бросился к большой глиняной чашке с водой. Схватив чашку, он опрокинул её на голову разъярённой тигрицы.

Фыркая и отплёвываясь, она отскочила в сторону, а Исхак пулей выскочил из клетки и захлопнул дверцу.

— Я тебе этого не забуду, — погрозил он кулаком перепуганному Назиру и исчез в кустах.

Гульча, мокрая и злая, продолжая фыркать и рычать, лизала лапы и тёрла ими голову.

— О Гульча! — вздохнул мальчик и сел на солому рядом с нею. — Доведёшь ты меня до беды.

Но тигрица вместо ответа прислонилась к плечу Назира и лизнула его в ухо шершавым, как тёрка, языком.

Однако она долго не могла успокоиться. Первая борьба и вкус человеческой крови взволновали её. Она долго ходила по клетке, била себя хвостом по бокам так, что далеко были слышны удары. Ночью она не раз вставала и подходила к решётке.

Назир тоже вставал и начинал её ласкать и успокаивать. Худенькому четырнадцатилетнему мальчику и в голову не приходило, что лапы с острыми когтями могли быть опасны и ему. Клыки тигрёнка блестели при лунном свете, но Назир ласково гладил сморщенные губы, и они, закрывая клыки, смыкались. Гульча опускала голову и со вздохом ложилась на матрасик. Она занимала его уже целиком, и Назир ютился около неё на куче соломы.

А взгляд Исхака с тех пор ещё упорнее давил Назира. Разговаривать с мальчиком он перестал совершенно, только приказывал отрывисто, а к клетке тигрёнка совсем не подходил.

Время шло. Уже листья опали в саду, и недалёк был первый снег. Ночи стали такими холодными, что Назир дрожал на соломе и жался к тёплому боку зверя, всё не решаясь уходить в дом и оставлять в одиночестве своего друга.

А Гульча становилась совсем взрослой тигрицей.