Посмотрите - я расту   ::   Алмазов Борис Александрович

Ирина-Мальвина, как будто балерина.

Тут меня Серёга как треснет по затылку. Я маленького роста, так меня всегда вперёд ставят, а Серёга длинный, как жердь, — сзади. Он в Ирину-Мальвину с первого сентября влюбился. И теперь кто про неё что скажет сразу драться лезет.

— Ах ты! — повернулся я. — Жених и невеста, тили-тили тесто!..

Но мне неудобно с ним драться: он дылда, я — маленький. Пока я его за рубаху схватил, он мне ещё в лоб кулаком попал. Я в него вцепился — ногами пинаю. Алевтина подскочила. Стала нас растаскивать.

— Как твоя фамилия?

— Хрусталёв, — говорю.

— Выйди из строя! Будешь накалам! А ещё октябрёнок — будущий пионер.

— А Кирьянов первый начал, — Липский пищит.

— И Кирьянов — выйди из строя! Стыд какой! Перед шефами драку затеять!

Тётка с пером — это она шеф — головой качает, перо на шляпе качается.

— Ай-яй-яй! Как не стыдно! Ну-ка, сейчас же проси прощения.

— И не подумаю! — говорю.

— Ах! — говорит тётка. — Такой маленьким, а уже такой упрямый. Нужно о его поведении родителям сообщить!

Ирка видит — такое дело. Как завопит пронзительным голосом:

— Дорогие наши шефы! Хочется от всей души, от всего сердца сказать вам огромное спасибо…

Тётка с пером заулыбалась, Алевтина салют пионерский отдала. Главное, от меня отстали.

Стою я перед строем, как пугало, и думаю: «Зачем я в этот лагерь согласился ехать? Жил бы себе дома! Это всё мама: „В лагере воздух, ты загоришь, окрепнешь…“ А бабушка говорит: „Там питание“. Но я не из-за питания поехал. У нас комната маленькая. Маме чертёжный станок поставить негде. А у неё в этом году диплом! Если же я в лагерь поеду, то можно мою кровать вынести, и тогда чертить будет свободнее… Вот поэтому я и согласился, а не потому, что питание».

Я стою перед строем. Ирка стихи читает про счастливое детство. По моей сандалии муравей бежит. Я стою наказанный, а он бежит. Он бежит куда хочет, потому что он не наказанный! Рядом с муравьем две капли упали. Это у меня из глаз. Меня же первый раз в жизни наказали! Меня никогда раньше не наказывали.



Глава вторая

ПОДУШЕЧНЫЙ ЧЕЛОВЕК И КРЕЙСЕР «ВАРЯГ»

Горнист заиграл. Отряды один за другим пошли к своим палатам. Я не заметил, как исчез Серёга. Но мне никто не говорил, что меня простили, и я остался один на усыпанной жёлтым носком площадке. Флаг хлопал над моей головой.

Меня никогда не наказывали и даже ругали очень редко. Можно сказать, вообще не ругали. Нужно, чтобы человек понял, что он поступил плохо. Но для этого совсем необязательно ругать и в угол ставить. Я, например, сразу по маминому лицу вижу, если что не так. Она только посмотрит на меня — и всё!

Серёгу Кирьянова отец ремнём порет, так он боится. Как на него отец строго посмотрит, так он сразу вопить начинает:

— Папочка, миленький, я больше не буду…

А я не боюсь. Мне жалко маму.

Один раз я заигрался с ребятами на соседней улице до темноты, а когда пришёл домой, то мама с бабушкой сидели в комнате, и свет не горел. Я включил, и мне так стало нехорошо. Я бегал, про них совсем забыл, а они тут в темноте сидят и ждут меня.

Когда мне плохо, лучше всего помогает Подушечный Человек. Мне его бабушка сделала, когда я совсем маленький был. Тогда шла война и никаких игрушек не было. Бабушка взяла мою подушку и пришила к ней ручки и ножки, и вышила лицо нитками. Получился Подушечный Человек. Я пока в первый класс не пошёл, без него заснуть не мог.

Я его очень берег. Когда начиналась бомбёжка — первым делом хватал его и бежал на Савинский бугор за домом, там у нас была щель вырыта. И сидел там с Подушечным Человеком в обнимку.