Рассказы про Васю Снегирева   ::   Козлов Вильям Федорович

— Кошку? — переспросила мать. — Какую еще кошку?

— Приблудную, он ее подобрал на помойке, — с воодушевлением продолжал Северцев. — Вы бы послушали, как она, бедная, кричала… — Коля укоризненно посмотрел на приятеля своими светлыми бесстыжими глазами. — И чего ты такой жестокий, Вася? Настоящий живодер!

Этого уже выдержать было нельзя.

— Ну и гад… — выругался Вася и бросился на Северцева с кулаками, но тот увернулся, а Вася очутился в цепких руках у матери.

— Подбери… останки, и пошли домой, — все таким же чужим голосом проговорила она.

О том, что было дома, не хотелось вспоминать. Но сильнее наказания он переживал предательство друга. И чего он вылез? Все равно отвечать за зонт пришлось бы Васе. Промолчал бы себе в тряпочку — и никаких обид, а то выложил все как на блюдечке, да еще каким противным голосом: «И чего ты такой жестокий, Вася?» И живодером обозвал… А ведь это была его идея — спустить кошку с крыши! И нашел ее он, — Вася и не знал, что на помойке, он в это время зонтик искал…

— Вася-я! Иди-и домой! — услышал он голос матери. Раздумывая над всем происшедшим, он спустился через чердак вниз и вышел во двор. Коля — он в этот момент забивал черенком ножика колышек, который будет тащить проигравший мальчишка, — увидев его, приготовился задать стрекача: знает кошка, чье сало съела…

Не удостоив предателя взглядом, Вася степенно прошел к своему подъезду. Озадаченный Северцев смотрел вслед и ерошил на голове рыжий вихор.

— Тащи-и! — услышал Вася его ликующий голос. Лучше бы колышек тащил Коля, тогда Вася остановился бы и с удовольствием посмотрел, как он это будет делать, но Северцеву всегда везло, в какую бы игру он ни играл, будь то лапта, ножички или шахматы.

Если бы Вася знал, зачем позвала мать, он предпочел бы не откликаться. Кому охота сидеть в отличный погожий день дома с четырехлетним соседским мальчишкой? Когда он пришел, то в комнате была и соседка Наталья Николаевна. Они с матерью собирались куда-то уйти и вот позвали его. В прихожей стоял ее сын Юрик и сапожной щеткой начищал зеркало, а заодно корчил рожи. Наверное, сам себе. Скорчит рожу, проведет щеткой, будто сотрет, и снова скорчит.

— Ты уж присмотри за Юриком, — попросила соседка. — И пожалуйста, не выходите на улицу, он еще не совсем здоров.

— У меня ангина, — с грустью сообщил Юрик.

— Мы скоро вернемся, — сказала мать. Знает Вася это «скоро»!

— И принесем вам шоколадных конфет, — прибавила соседка.

— Я люблю карамель, — пробурчал Вася. — «Гусиные лапки».

— А я — мороженое, — подал голос Юрик. — Эскимо на палочке.

— Не надо мне никаких конфет, — сказал Вася, когда мать и соседка уже были на пороге.

— А мне надо, — ввернул Юрик. — Эскимо. — Немного подумал и прибавил: — Можно и без палочки.

Юрик не первый раз оставался на Васином попечении. Обычно они ладили: Вася занимался своими делами, а Юрик — своими. Но нынче мальчик был настроен воинственно. Обошел квартиру, на кухне задел стоявшую на газовой плите кастрюлю с молоком и все расплескал, потом подозрительно притих в прихожей. Скоро оттуда послышался стук молотка. Пристроившись на полу, Юрик деловито прибивал к паркету папины тапочки.

— Ты что делаешь? — подошел к нему Вася.

— Работаю, — невозмутимо отозвался Юрик.

— Вредитель ты, — сказал Вася и отобрал у него молоток.

К счастью, паркет был дубовый и гвозди, которые Юрик вколачивал, гнулись, так что и пол, и тапочки оказались не очень попорченными.

— Пойдем на улицу? — предложил Юрик. — Побегаем?

— Ты больной, — сказал Вася.

— Что жы мы будем делать?

— Дома сидеть, — вздохнул Вася.

— Скучно, — заметил Юрик. — У вас даже кошки нет.