Ронья, дочь разбойника   ::   Линдгрен Астрид

Когда я был молод и обретался все время в лесу, как и ты, спас я однажды жизнь одному крошечному серому карлику, за которым охотились виттры. Ясно, что серые карлики дрянь, но этот был не похож на остальных. После я с трудом отделался от него. Он во что бы то ни стало хотел дать мне… ах, никак Маттис пришел…

В дверях стоял Маттис, желавший узнать, куда подевалась Ронья. Праздник кончился, и пришло время петь Волчью песнь.

— Сперва я хочу дослушать сказку до конца, — сказала Ронья.

И покуда Маттис упрямо стоял и ждал, Пер Лысуха прошептал ей эту историю до конца.

— Вот здорово! — воскликнула Ронья, узнав, чем закончилось дело.

Наступила ночь. Вскоре весь Маттисборген, все его закоренелые разбойники уснули. Но Маттис, лежа на постели, не переставая охал и стонал. Лувис омыла ему раны и синяки, но это не помогло. Все его тело отчаянно ныло и болело. Он не мог сомкнуть глаз, и ему было досадно, что Лувис спала себе спокойным сном. Под конец он разбудил ее.

— У меня все болит, — сказал он. — Одно утешение, что этому чертову Борке, поди, куда хуже!

Лувис повернулась к стене.

— Ох уж эти мужики! — сказала она и тут же уснула.



18

— Нечего было старикам сидеть и мерзнуть, глазея на «звериную схватку», — строго сказала Лувис наутро.

Пера лихорадило, все тело у него ныло так, что он не захотел вставать с постели.

— Не все ли равно мне, лежать не двигаясь или сидеть как вкопанному! — сказал он.

Маттис каждый день заглядывал к нему в камору, чтобы рассказать, как идут теперь разбойничьи дела. Маттис был доволен. Борка ведет себя как и подобает ему, и голоса не поднимает. Толковый он парень, по правде говоря. Теперь они вместе обделывают одно дельце за другим. Кнехтов фогда они дурят так, что только душа радуется, и скоро весь лес очистится от этих болванов. В этом Маттис был твердо уверен.

— Ну, ну, не хвались, идучи на рать, — бормотал ему в ответ Пер Лысуха, но Маттис его не слушал. Да и недосуг ему было выслушивать старика.

— Ах ты, доходяга! — ласково восклицал он, похлопывая Пера. — Нарасти хоть немного мяса на костях, чтобы они могли держать тебя!

И Лувис старалась как могла поставить его на ноги. Она приносила ему для подкрепления горячий суп и его любимые лакомства.

— Поешь супа, согрейся, — говорила она.

Но даже огненный суп не мог изгнать холод из тела Пера, и это огорчало Лувис.

— Давай перенесем Пера в каменный зал и согреем его, — сказала она.

И сильные руки Маттиса перенесли Пера из одинокой каморы. Теперь он спал рядом с Маттисом, а Лувис делила постель с Роньей.

— Наконец-то я, старая ледяшка, чуть-чуть оттаял, — говорил Пер.

Маттис был горяч, как печка, и Пер Лысуха, прильнув к нему, словно дитя к матери, пытался согреться и утешиться.

— Не толкайся, лежи смирно, — говорил ему Маттис, но Пер все равно льнул к нему.

Наутро он ни за что не пожелал переселяться в свою камору. В этой постели ему лежать нравилось больше. Здесь он мог видеть, как Лувис день-деньской хлопотала по хозяйству, здесь по вечерам собирались разбойники и хвастались своими подвигами, сюда приходила Ронья и рассказывала, что они с Бирком видели в лесу. Пер был доволен.

— Вот и хорошо, здесь я могу спокойно ждать!

— Чего ждать?

— Угадай! — ответил Пер.

Маттис угадать не мог. Но он с тревогой заметил, что Пер Лысуха просто таял на глазах. И Маттис спросил Лувис:

— Что это с ним, как ты думаешь?

— Старость, — ответила Лувис.

Маттис с испугом поглядел на жену:

— Неужто он от этого помрет?

— Да, помрет, — сказала Лувис.

Маттис ударился в слезы.

— Замолчи! — заорал он. — Этого я ни за что не позволю!

Лувис покачала головой:

— Привык ты командовать, Маттис, но в этом ты не волен!

Ронья тоже тревожилась за Пера, и теперь, когда он слабел с каждым днем, она все чаще приходила и сидела рядом с ним.