Ронья, дочь разбойника   ::   Линдгрен Астрид

Пусть только явятся сюда эти дурьи башки — солдаты, они полетят ко всем чертям, и они это знают!

— Полетят и завоняют! — сказал довольный Пер Лысуха.

Все разбойники согласились с ним. Они только и делали, что смеялись при одной мысли о том, какие тупоумные должны быть те, кто попытается ворваться в замок Маттиса. Замок стоял на своей скале, неприступный со всех сторон. Только на южном склоне змеилась вниз узкая коротенькая лошадиная тропка, которая исчезала в лесной чаще у самого подножия. С трех же других сторон гора Маттиса круто падала вниз своими обрывистыми уступами.

— Нет на свете такой дурьей башки, которая осмелилась бы вскарабкаться тут наверх! — кудахтали от смеха разбойники.

Они ведь не знали, где именно Ронья вечно упражняется в том, чтобы ничего не бояться.

— А если они вздумают подняться вверх по лошадиной тропке, то неожиданно застрянут у Волчьего ущелья, — сказал Маттис. — Там мы остановим их, сбрасывая вниз огромные валуны. И все прочее также.

— И все прочее также! — повторил Пер Лысуха и хихикнул при одной мысли о том, как можно остановить солдат у Волчьего ущелья. — Немало волков прихлопнул я там в мои прежние денечки, — добавил он, — теперь же я слишком стар и никого, кроме моих собственных блох, мне больше не прищелкнуть. Хо-хо! Верно я говорю?

Ронья поняла, что Пера Лысуху надо пожалеть, потому что он такой старый. Но она не поняла, почему какие-то дурацкие кнехты [2] должны приходить к Волчьему ущелью и поднимать там шум. А вообще-то ей хотелось спать и не было сил думать об этом. Она забралась на скамейку, где обычно спала, и лежала там, не смыкая глаз. До тех пор пока не услыхала, как Лувис запела Волчью песнь. Она пела ее каждый вечер, когда разбойникам пора было отойти от горящего очага и разойтись по каморкам, где они спали. В каменном зале оставались только трое — Ронья, Маттис и Лувис. Ронье нравилось лежать в своей постели и сквозь щелку полога смотреть, как вспыхивает и медленно угасает огонь, пока Лувис поет свою песнь. Сколько Ронья помнила, она всегда слышала, как мама поет на ночь Волчью песнь. Это означало, что пора спать. Но прежде, чем сомкнуть глаза, она радостно подумала: «Завтра, завтра я встану пораньше!»

Лишь только занимался новый день, Ронья тотчас же вскакивала на ноги. Какая бы ни была погода, ей непременно нужно было в лес, и Лувис давала ей с собой в кожаном мешочке хлеб и фляжку молока.

— Ты — дитя грозовой ночи, — говорила Лувис, — и к тому же еще — дитя ночи виттр. Такие легко становятся добычей всякой нечисти, это всем известно. Так что смотри, как бы виттры не схватили тебя.

Ронья не раз видела, как дикие виттры парят над лесом, и быстренько отползала в сторону и пряталась. Виттры были самыми коварными изо всей нечисти в лесу Маттиса. Их надо было остерегаться, если хочешь остаться в живых, так говорил Маттис. И большей частью из-за них ему так долго пришлось держать Ронью дома, в замке. Красивые, неистовые и жестокие были эти виттры. С остекленевшими глазами летали они над лесом, высматривая, кого бы разодрать в кровь своими острыми когтями.

Но никакие дикие виттры не могли отпугнуть Ронью от ее тропок и от любимых мест, где она жила своей одинокой лесной жизнью. Да, она была одна в лесу, но ей не был нужен никто. Да и кто мог быть ей нужен? Дни ее были заполнены жизнью и счастьем, только они страшно быстро таяли. Лето прошло, и уже наступила осень.

А дикие виттры всегда становились еще неистовее по мере того, как приближалась осень. Однажды они целый день гонялись за Роньей по всему лесу до тех пор, пока она не почувствовала, что теперь ей и в самом деле грозит настоящая опасность. Правда, она умела бегать с быстротой лисицы и знала все потайные убежища в лесу. Но виттры упрямо преследовали ее, и она слышала их пронзительные крики.