Самый красивый конь (с иллюстрациями)   ::   Алмазов Борис

Аннотация: В сборник входят три повести: «Самый красивый конь», «Деревянное царство», «Посмотрите — я расту». Во всех трех повестях автор, на примере своих героев, с глубоким знанием действительности, эмоционально рассказывает, как поступает в трудные минуты жизни настоящий советский человек, когда решается не только его собственная судьба, но и судьба окружающих его людей.

---------------------------------------------

Рисунки О. Биантовской

Борис Алмазов

Самый красивый конь

Моей маме

Глава первая

ПАНАМА — ПОТОМУ ЧТО ШЛЯПА



Он действительно был немножко шляпой. Начнёт в футбол играть, ударит по мячу — мяч в окно, ботинок в воротах. Пойдёт рыбу ловить, насадит червяка, махнёт удилищем — червяк за шиворот, а крючок вместе с удочкой и большим клоком штанов далеко в реке плавает.

Все ребята, конечно, кричат:

— Шляпа, лопух!

Он поэтому и в пионерские лагеря ездить не любил. Нынче вот в городе проболтался всё лето. Ходил на пришкольный участок, сорняки полоть. Сорняки оставил, а какие-то полезные корешки повыдергал. Все опять шумят:

— Пономарёв — дурак! «Пономарь» — лопух! — А один говорит: — «Панама»!

Так и превратился он из Пономарёва в «Панаму». Теперь пошло: «Панама, Панама»… Он уже привык, откликаться начал. Панама так Панама, у других ещё похуже прозвища.

И ещё у него была беда. Постоянно Пономарёв опаздывал в школу. Выходил-то из дому вовремя, просыпался рано, в шесть часов, когда отец вставал гимнастику делать. А на улице обязательно что-нибудь происходило. То в трамвае мотор перегорел: дым валит, вожатый бегает, пожарные прикатили. Хоть Панама и не досмотрел, чем там дело кончилось, а всё-таки в школу опоздал. То увидел, как над городом журавли летят в тёплые страны, — в люк свалился, в открытый. Ещё хорошо, не сломал себе ничего. Зато потом пришлось весь день отмываться. Всё-таки канализация.

Вот и сегодня тоже. Панама за полчаса до уроков из дома вышел, а школа-то вот она, рядом. Подумал Панама, что ещё рано, решил квартал кругом обойти. Один дом прошёл, второй, завернул за угол. А за углом, около закрытого ларька утильсырья, лошадь стоит, извозчик — седенький старичок — на огромной платформе сидит, газету читает. Ну Панама и прилип.

Он обошёл лошадь вокруг.

Лошадь была мохнатая, словно плюшевая, на лоб свисала залихватская чёлка, и вообще вид был у неё какой-то хулиганский: нижняя губа оттопырена, задняя нога полусогнута только сигареты и гитары не хватало, а то прямо хиппи из подворотни.

А над копытами были белые мохнатые метёлочки, и из-за этих метёлочек лошадь казалась какой-то беззащитной. Тем более, была она вся перевязана ремнями и верёвками, на шее болталась какая-то штука, вроде как солдаты шинели скатывают, а на копытах были железные подставки с шипами.

— Дядя, а что это у неё на ногах? — спросил Панама и добавил: — Извините, пожалуйста. — Вечно он эти слова забывал вовремя сказать.

Старичок посмотрел на него сверху и сказал в пространство:

— Дожились, дитё живой лошади не видало! Цивилизация называется! Это подковы, заместо ботинок, значит. Чтобы пятки не стоптать.

— У!.. — сказал Панама. — Большое спасибо.

Он ещё походил вокруг лошади, а старик смотрел на него печально, поверх очков.

— Ну что? Нравится?

— Да! Очень! — ответил Пономарёв. — Такая вся красивая, и пахнет хорошо.

— Эх! Не видал ты, парень, красивых-то коней. — Старик сложил газету. — Вот у моего отца тройка была! Кони-птицы, одно слово. Коренником — это который в средине — рысак орловский был, дак его, бывало, в оглобли два мужика заводят. Мотнёт головой — они на вожжах, как тряпки, болтаются.

— А это вожжи? — спросил Панама.

— Вожжи! Да, меня отец всё вожжами порол, дак я их век ни с чем не спутаю.