Сокровища старой церкви   ::   Гусев Валерий

Но чтобы прочно стать на ноги, обзавестись скотом, птицей, инвентарем, нужны были деньги. И Сергачевы решились - продали городскую квартиру…

Подошли к дому Дачников: в окнах темно. Окна в кухню вовсе не было: рама высажена ударом шеста - он лежал тут же, возле дома. Прав дед Силантич - недоброе дело!

Андрей взбежал на крыльцо, ногой откинул от дверей шест, взяв пистолет в обе руки стволом вверх, рванулся в сени.

Никого.

Ногой же распахнул дверь в комнату, заорав страшным голосом:

– Стоять! Руки!

Некому стоять.

Андрей включил свет, окинул взглядом комнату. Нехорошо, типичный разбой.

Все опрокинуто, разбросано. Ящики комода и стенки выдвинуты, содержимое вывалено в беспорядке на пол. Сброшены с полок книги, вспорота мебельная обивка, дверца гардероба косо висит на одной петле, платья, костюмы - все брошено на пол. У пиджака и брюк вывернуты карманы, даже детская кроватка разорена.

Осмотревшись, Андрей прошел в кухню - и здесь никого. Опрокинутый стул, битое стекло на полу.

Очень тихо. Но не совсем. Участковый прислушался, затаив дыхание. Казалось, будто где-то вдали, на дальней околице, скулит маленький щенок.

Ратников прошелся по комнате, сдвинул к стене половик. Под ним - крышка погреба. Отбросил ее, включил фонарик, заглянул вниз.

Сначала увидел сброшенную на пол приставную лестницу, потом мужчину в одних трусах, привязанного к стеллажу, рядом с ним - женщина в ночной рубашке, тоже привязанная, но сидя - на ее коленях корчится малый ребенок, жалобно, устало плачет.

Это были Сергачевы, всем семейством.

Участковый спрыгнул вниз. Осторожно снял с губ женщины пластырь - Нина судорожно, прерывисто всхлипнула. Разрезал веревки, сохранив узлы. Нина прижала ребенка к груди, пытаясь его согреть.

Андрей освободил Петра, выбрались в кухню.

– Спали уже, - дрожа от озноба и пережитого, рассказывал Петр, - вдруг на кухне - грохот, звон. Не успел вскочить - ворвались в комнату, трое, в масках. С фонариками. Деньги давай, говорят, не то всех уроем. Нету, говорю, денег. Не ври, знаем. На сберкнижке, говорю, вам не снять. Снимем, где она? Не помню, говорю. Сейчас вспомнишь, пригрозили.

Затащили нас в кухню. Нинка трясется, Вовчик плачет. Меня к стулу привязали. Двое пошли в комнате шарить, один стал меня бить. Я молчу. - Петр перевел дыхание, вновь переживая этот ночной ужас. - Зло такое меня взяло - молчу, и все.

К тому времени все на кухне собрались. Тут я хитрость надумал. Покивал, чтобы рот освободили. Ладно, говорю, скажу, где деньги. Развяжите. В подполе они, говорю. А сам думаю: сейчас они в подпол свалятся, а я крышку - бряк, попались, голубчики! Да не вышло. В подпол один полез: где, кричит, спрятал? В кадушке, говорю, что в углу стоит. Пошарил он в кадушке, вылез. Думаю, все, убьет теперь. А он у Нинки дите вырвал и над люком держит: считаю, мол, до двух. Своих детей, мол, у меня нету, а твоего мне не жалко. Сказал я сразу же, они деньги забрали, в погреб нас спустили…

– Приметы какие-нибудь заметил? - спросил Андрей.

– Да где там! В масках все. Да и темно было.

– Среднего роста они, не очень высокие, - сказала Нина. - Один в тельняшке. На него свет от фонарика попал - я и заметила.

– А голоса? - снова спросил Андрей.

– Да одинаковые все, - досадливо отмахнулся Петр. - У них маски из шапок, до подбородка натянуты. Бубнят и бубнят, разве разберешь голоса.

– А друг к другу они как обращались? Имена, клички называли?

– Не, не называли. «Ты» да «ты», все обращение.

– Это твоя? - Андрей показал Петру маленькую блестящую зажигалку, которую он подобрал в погребе.

– Не, ихняя, значит.

– Деньги в каком виде хранил? Какая сумма?

– Четыре вот такие пачки, резинкой стянутые. Завернутые в газету «Голос Званска».

– Ладно, ребята, - Андрей встал. - Попейте валерьянки, поспите. Днем разговор продолжим.