Тишка   ::   Ракитина Катерина

Тишка отскочил и протер лапкой глаза: перед ним на тропинке лежала мышь-не мышь, воробей-не воробей, в общем, что-то непонятное, а возможно, опасное.

- Ты кто? - спросил Тишка.

- Пинька я, - хмуро ответило существо. - Ночница.

- Девчонка, что ли?

Существо трепыхнуло кожистыми крыльями и даже подлетело немного от возмущения:

- Мыш я!

Тишка прикрыл от визга уши, а когда они перестали болеть, возразил:

- Не. Тогда ты ночник.

- Ага, дразнис-ся, - Пинька почти заплакал.

- Не дразнюсь.

Тишка присел, опираясь на хвост, вспомнил, что он обещал защищать слабых, перестал облизываться и опять спросил:

- Если не девчонка, то чего ревешь?

- Я не реву! Я сбежал!

- Почему? - осторожно отодвигая лапку от левого ушка, осведомился котенок.

- Не хочу спать вниз головой.

Тишка подумал и согласился: довод был серьезный.

- А что ты тогда будешь делать?

Пинька громко всхлипнул. Тишка на всякий случай зажал ушки.

- Ты это... хочешь быть пиратом?

- Хочу!

- Тогда жуй, - котенок протянул летучему мышу стебелек клевера.

- Зачем?

- Будем тебя красить в зеленый цвет.

Старательно прожевывая второй стебелек, а поэтому слегка невнятно Тишка объяснял новому знакомому, что станет тот пиратским попугаем, будет сидеть у капитана Тишки на плече и изрекать иностранные слова.

Пинька выплюнул стебелек:

- А какие?

- "Карямба", - произнес Тишка не очень уверенно, - давай, мажь крыло.

- Непонятно.

- Тогда можешь кричать "Коряга!"

- Ну что, я зеленый?

Котенок с сомнением оглядел Пиньку.

- Зеленоватый... кажется.

Пинька радостно взмахнул крыльями и устроился на шкирке у Тишки, вцепившись коготками в шерсть. Тишка извернулся, взмахнув лапой.

- Ты чего?!

- А ты чего? Думаешь, всю жизнь будешь на мне ездить?

- А когда буду?

- В торжественных случаях.

Пинька ошеломленно хлопнул очами. Правда, Тишка и сам не очень знал, что это за "торжественные случаи", только надеялся, что наступят они не скоро: коготки у мыша были почти такие же острые, как у него самого.

Был уже поздний вечер, когда путушественники постучались в двери избушки на краю леса. Они проголодались и очень устали. Дело в том, что Тишка заблудился в трех соснах. Не то чтобы он совсем не знал, как оттуда выйти Пинька мог бы взлететь и сверху указывать дорогу. Но Тишку так ошеломили запахи смолы, папоротника и земляники, так вскружили голову солнечные зайчики, прыгающие в траве, что он носился кругами, словно глупый котенок, пробуя поймать то бабочку, то ромашку, то свой собственный хвост, и совсем забыл про время. И только бухнувшись на четыре лапы и громко чихнув оттого, что пыльца попала в нос, он увидел, что солнце садится, и силуэт Пиньки, ныряющего между соснами на его фоне, кажется каким-то зловещим.

- Эй! - слегка дрожащим голосом окликнул он.

Пинька проглотил очередного комара.

- Что? - откликнулся недовольно.

- Пойдем.

И они пошли. То есть, пошел Тишка, а Пинька летал над ним и питался. А потом они вышли к избушке. Избушка даже в сумерках казалась уютной и опрятной. Стены были сплетены из прутиков, крыша пахла корицей - корицей всегда пахнут высохшие листья, а из приоткрытой двери тянуло умопомрачительным жарким. Пинька поймал летящего на огонь толстого мотылька, облизнулся. Тишка робко постучал.

В избушке жило семейство ежей: еж-папа, ежиха-мама, бабушка с дедушкой, двоюродные тетки и целый выводок ежат. По случаю вечера все семейство отправилось на охоту, и только бабушка стояла у плиты и решительно помешивала ложкой жаркое.

- Заходите, - проворчала она. - Нечего комаров пускать.

Каждый путешественник получил по большой деревянной миске с ужином и разрешение переночевать на охапке свежего сена, сваленного в углу.