Тихон Матвеич   ::   Житков Борис Степанович

Как звать-то тебя? А? Сам не знаешь? Тихон Матвеич? Слушайте, - кричал Асейкин, - его Тихоном Матвеичем зовут!

Асейкин совал ему банан. Тихон его очистил. Но супруга вырвала и съела.

- Не куришь? - спрашивал Асейкин. Тихон взял портсигар двумя пальцами. Асейкин пробовал потянуть. "Как в тисках!" - с восхищением говорил Асейкин. Тихон держал без всякого, казалось, усилия. Он повертел в руках серебряный портсигар, понюхал его. Сингалез что-то крикнул. Тихон бросил на солому портсигар.

Марков ворчал:

- Еще табаку нажрется да сдохнет.

Сингалез объяснял, чем кормить. Нет! Ничего не понять.

Наконец, решили, что сингалез сам доставит обезьян - Тихона и его леди - и корм на месяц и там покажет на деле, чего и сколько в день давать.

Марков долго торговался. Наконец Марков дал задаток.

Капитан пришел поглядеть, когда Тихон с женой появились у нас на палубе. Капитан бойко говорил по-английски. Сингалез его уверил, что этих орангов можно держать на свободе. Кормежку - все сплошь фрукты - привезли в корзинках на арбе, на тамошних бычках с горбатой шеей. Сингалез определил дневную порцию. Пароходный мальчишка Сережка успел украсть десятка три бананов и принялся дразнить Тихона. Марков стукнул его по шее. Тихон поглядел и как будто одобрил. Асейкин сказал: "Ладно, что не Тихон стукнул, а то бы Сережкина башка была за бортом". Сережка не верил, пока не увидал, как этот пузатый дядя взялся одной рукой за проволочный канат, что шел с борта на мачту, и на одной руке, подбрасывая себя вверх, легко полез выше и выше. Обезьяны ходили по пароходу. Их с опаской обходили все, хоть и делали храбрый и беззаботный вид. Фельдшер Тит Адамович глядел, как Асейкин играл с Тихоном, как, наконец, Тихон понял, чего хотел радист. Тихон взял в руку конец бамбуковой палки, за другой держал Асейкин. И вот Тихон потянул конец к себе, он лежал, облокотясь на люк. Он не изменил позы. Он легко упирался ногой в трубку, что шла по палубе. Да, а вот Асейкин, как стоял, так на двух ногах и подъехал к Тихону Матвеичу.

- Як он захворает, - сказал фельдшер, - то пульс ему щупать буду не я.

- Тьфу, - сказал Храмцов, - это сила? Что, потянуть? А ну!

Храмцов держал за палку. Он дернул рывком и чуть не полетел - оранг выпустил конец. Храмцов снова бросился с палкой. Тихон поднялся, в упор глядя на Храмцова.

- Бросьте, - крикнул Асейкин.

Марков уже бежал крича:

- Ты за нее не платил, так брось ты со своими штуками.

Но Асейкин уже хлопнул Тихона по плечу:

- Знаешь что?

Тихон оглянулся, Асейкин протянул ему банан.

- А я вам говорю, что я из него веревку совью, - говорил Храмцов и, расставив руки бочонком как цирковой борец, важно зашагал.

Но фельдшер Тит Адамович накаркал беду. Ночью леди-оранг стонала. Стонала, как человек стонет, и все искали по палубе, кто это. Стонала она, а Тихон держал ее голову у себя на коленях и не спал. Марков побежал, разбудил фельдшера. Тит Адамович сказал, что можно компресс на лоб, но кто это сделает? Холодный компресс. Но если Тихон обидится? Тихон что-то бормотал или ворчал над своей женой. Марков требовал, чтобы фельдшер дал хоть касторки. Касторки Тит дал целую бутылку, но Марков только стоял с ней около, да и не очень около, шагах в трех, с этой бутылкой.

- Да ты сам хоть пей! - крикнул Храмцов. - Чего так стоишь?

Асейкин сидел в радиокаюте, и к орангу до утра никто не подходил.

Наутро все три компаньона ругали Маркова: обезьянина сдохнет, а Тихон от тоски в воду кинется или сбесится, ну его в болото.

Асейкин один сидел рядом и глядел, как Тихон заботливо искал блох у жены в голове. Он даже хотел помочь, когда Тихон взял жену на руки и понес ее в тень. Какая-то мошкара увязалась еще с берега: Тихон отмахивал ее рукой от больной жены. Леди часто дышала с полуоткрытым ртом, веки были опущены.