В белую ночь у костра   ::   Коринец Юрий Иосифович

Я всё делал по правилам, однако не мог точно провести мушку над нужным местом. Надо всё время чувствовать, где именно она в данный момент находится. Но я это плохо чувствовал. Я никогда толком не знал, где она находилась!

В глазах у меня рябило от быстро несущейся воды, руки и ноги болели от напряжения, и голова болела от напряжения, потому что я всё время мысленно повторял правила ловли.

А ещё мешали комары. Их было мало, но иногда они впивались мне в нос или в бровь, и тогда всё шло насмарку.

В общем, я стоял уже несколько часов, а ни черта не клевало!

Снасть была прекрасная, погода прекрасная, правила я помнил прекрасно, — а ничего прекрасного не было!

Утром, когда я шёл с дядей от костра к реке, вид у меня был отличный: хоть сейчас на обложку спортивного журнала! Я даже видел мысленно подпись на обложке мелким шрифтом, курсивом: «Знаменитый нахлыстовик такой-то, обладатель мирового рекорда среди юношей в ловле форели нахлыстом, сезон 1937 года. Река Нива на Кольском полуострове». Портрет, конечно, цветной, во весь рост, я ослепительно улыбаюсь, на голове у меня шляпа с приспущенным накомарником, а в руках… вот в том-то и дело, что в руках у меня пока не было ничего, кроме удочки! Никакой форели! «Этакая шляпа в шляпе!» — подумал я про себя…

Я вдруг разозлился, с шумом выбрался на берег, бросил на камни свой нахлыст и с размаху плюхнулся на мшистую кочку.

— Нет тут никакой рыбы! — сказал я, чуть не плача. — Может, мушка не та?

Дядя посмотрел на меня с улыбкой. Он подошёл и сел рядом.

— Всё прекрасно! — сказал он. — Снасть у тебя отличная и мушка тоже.

Он взял мой нахлыст, бережно поднял его, смотал леску на катушку и прислонил нахлыст к камню так, что конец удилища торчал в воздухе.

— Никогда не обращайся грубо со снастью, — сказал он осуждающе.

— Но в чём же всё-таки дело? — спросил я.

— Дело в том, — внушительно сказал дядя, — что ты должен сейчас кое-что позабыть…

— Что позабыть?

— Я сейчас объясню тебе это на примере, — сказал дядя. — Я прочту тебе притчу в стихах.

— Какую притчу?

— Сейчас поймёшь: когда я прочту тебе притчу, ты сразу поймёшь, что такое притча и что надо забыть… Притча эта называется «Как Сороконожка ходить разучилась». Слушай!

Дядя опёрся кулаком с зажатой в нём трубкой о колено, прищурился на облака — он всегда щурился, когда читал стихи, — и начал:

— Пройдусь-ка перед сном немножко! —

Промолвила Сороконожка. —

И — раз! — два! — три! — четыре! — пять! —

Шесть! — семь! — и восемь!..

И так далее —

Обула все свои сандалии

И вышла из дому гулять.

Раз! — поставит ногу,

Два! — поставит ногу,

Три! — поставит ногу:

Подошла к порогу.

Дважды два — четыре:

Вышла из квартиры.

Пять, шесть, семь и восемь:

В огороде осень.

Два плюс носемь — десять:

Ноги глину месят.

Дважды десять — двадцать,

Дважды двадцать — сорок:

Если постараться,

Влезешь на пригорок…

Так ноги в ремешках сандалий

Легко несли её вперёд.

Горел закат в осенней дали.

Вот — миновала огород.

Шаги, конечно, не считала,

А просто на исходе дня

О чём-то про себя мечтала,

Ногами всеми семеня…

Тут дядя опять раскурил трубку, затянулся и, хитро улыбнувшись, продолжал:

Заслышав шум её шагов,

Жук Скарабей сказал: — Минутку!

Давайте с ней сыграем шутку! —

(Он шёл в компании жуков.)

И, поклонясь Сороконожке,

Вперёд он сделал три шага

И прошептал: — Какие ножки!

Походка у тебя легка!

Но не пойму я — хоть убей! —

Как двигаешь ты по дороге

Свои бесчисленные ноги? —

Спросил бедняжку Скарабей.