Замок Деад-Мороза   ::   Кащеев Кирилл

 – Или, вы думаете, наши олигархи законов не соблюдают? – она с негодованием уставилась на Амалию.

– Что за глупые шутки, Инга! – возмущенно вскинулась мама. – При чем тут законы и олигархи?

– Действительно – при чем? – пробормотала слегка растерявшаяся Инга.

– Мертвыми, фройляйн Амалия, на самом деле называются деревни, брошенные жителями. Работы там нет, или еще что… – укоризненно покосившись на Ингу, пробормотал брокер Пал Иваныч, нервно оглядывая выбеленные снегом дома. Казалось, те сдвигаются все ближе к нежданным пришельцам, пялясь на них неподвижными, как глаза дохлой рыбы, темными пятнами слепых окон. – Только эта деревня совсем не мертвая. – Пал Иваныч еще раз вслушался в тишину и торопливо уточнил: – Не была мертвой. Я сюда осенью приезжал – все были на месте! Здесь вот староста жил, – он указал на ближайший дом. У калитки висела табличка: улица Центральная, дом 7.

– Название не оригинальное, но верное, – хмыкнул отец, оглядывая сквозь лобовое стекло единственную улицу. – Ладно, поглядим, есть ли в этой мертвой деревне кто живой, – сказал он и взялся за ручку двери.

– Не выходи! – Инга невольно подскочила на заднем сиденье, вцепляясь отцу в плечо.

– Глупости! – отец раздраженно высвободился и, подхватив со спинки зимнюю куртку, выбрался наружу.

Входная дверь ближайшего дома была до половины завалена снегом. У соседнего – тоже. И у следующего. И ни одного огонька. На всю деревню.

Только фары второго мини-вэна, в котором их шофер Витя вез компаньонов отца – дядю Игоря и тетю Олю, его жену, да еще ехал охранник, – немного рассеивали сгущающиеся сумерки.

– Черт! – сдавленно выругался отец, провалившись по колено в снег. Он двинулся к ближайшему дому через сугробы.

Инга рывком открыла дверцу и вышла за ним. После тепла салона от ледяного воздуха перехватило дыхание.

– Папа, стой! Да папа же!

Отец толкнул калитку и шагнул во двор.

Инга успела увидеть только проблеск ярко-рыжей шерсти и исходящую слюной и утробным ревом клыкастую пасть. Отец вскинул руку, защищая горло. Желтые клыки сомкнулись на толстом рукаве куртки. Тварь опрокинула отца в снег и навалилась сверху, страшно, нутряно взревывая. Ее когтистые лапы драли куртку на груди отца.

Из машины несся истошный визг мамы.

– Бабах-бабах-бабах! – грохот выстрелов расколол морозный воздух на тысячу ледяных осколков.

Три пули, одна за другой, со свистом зарылись в снег у самой головы отца. Ошалевшая Инга обернулась. У машины, широко расставив ноги и держа пистолет на вытянутых руках, стоял отцовский охранник. Черное дуло пистолета рыскало, выцеливая зверя…

– Бабах! – пистолет снова плюнул огнем…

Инге казалось, что пуля летит долго, совсем как в кино, и с хрустом входит в тело отца.

Зверь прыгнул, будто подброшенный пружиной. Метнулся в сторону. На мгновение замер, глядя на людей красными, полными люти глазищами, и одним прыжком скрылся за домами.

– Das ist Hund! [1] – закричал из машины Гюнтер.

Инга ввалилась в калитку и побежала к отцу, понимая, что это все-все-все, это конец…

Отец тяжело пошевелился и сел в снегу.

– Собака, – хрипло подтвердил он.

– С тобой все в порядке, дорогой? – прозвенел из машины обеспокоенный мамин голосок.

Отец успокаивающе махнул, сгреб в горсть снег и вытер красное лицо, поднял руку, разглядывая изодранный клыками рукав. На самом краю красовалась аккуратная сквозная дыра с обожженными краями.

– Ты меня убить собирался? – поинтересовался он у охранника.

– Так это… – охранник шмыгнул носом, пряча пистолет за отворот пиджака. – Смотрю, вас едят… Вот я и…

– Подавятся. А тебя, мазилу, уволю к… – он покосился на дочь, – уволю, – словно ни в чем не бывало оглядываясь по сторонам, заключил отец.