Зуб Уилкинса   ::   Джонс Диана Уинн

Джесс возразила, что нельзя так легко сдаваться.

— Пусть повисит еще сегодня и завтра, — сказала она. — Может быть, о нас станут говорить…

— Тогда целый город придет над нами посмеяться, — мрачно ответил Фрэнк и пошел в дом, чтобы выклянчить печенья и хоть чем-то себя порадовать.

Доедая печенье, Фрэнк и Джесс услышали, как по тропинке идет целая толпа народу. До них доносился скрип колес и перестук дубинок, которыми проводили вдоль садовых оград и заборов вокруг огородов. Еще были слышны громкие грубые голоса. Они ругались. Фрэнк сразу же раскаялся в том, что не убедил Джесс снять объявление. Ему не нужно было вслушиваться в голоса, чтобы понять — идет Громила Гибл со своей бандой, причем, судя по лексикону, Громила Гибл со своей бандой в самом что ни на есть прескверном настроении. Они остановились у сарайчика, и Джесс потом говорила, что заметила, как воздух потемнел.

— Ха! Посмотрите-ка на эту синеву! — сказал кто-то. — Глянь, Громила.

— Багровая «Справедливость»! — гоготнул еще кто-то.

Фрэнк и Джесс уставились друг на друга, и тут еще один мальчишка прочитал объявление глумливым ломким голосом.

— Кому только такое оранжевое маренго в голову взбрело?! — поразился он.

— Да тем буро-сиреневым мелким Пири, — гаркнул Громила. Фрэнк и Джесс сразу поняли, что это именно Громила, потому что голос у него был еще грубее, а лексикон еще корявее, чем у прочих. — Вечно то одну лазурь выдумают, то другую.

— Фвенк и Джесси? — прошепелявил кто-то. — Давайте его солвем!

Банда горячо согласилась, — на пределе громкости и задействовав весь свой лексикон. Фрэнк и Джесс уже смирились с потерей объявления, но тут Громила заорал:

— Стоп! У меня суперкрутая оранжево-бордовая мысля! А ну погодите одну алую секунду! — И не успели Фрэнк и Джесс унести ноги из сарайчика, как он забарабанил в окно. — Эй, есть тут кто? Перепугались до багрянца, что ли, отвечать не хотите? Вылезайте, киноварь вас так!

Делать было нечего. Фрэнк поднялся и открыл окно. Громила оперся о подоконник и сунул внутрь свою рожу. Никогда в этой роже не бывало ничего симпатичного, — большая, пухлая, с глазами-щелочками, — а сейчас с одного боку она была вся в грязи, а с другого опухла пуще обычного. На тупом подбородке Громилы даже виднелась кровь — совсем чуточку.

— Чего тебе? — спросил Фрэнк.

— Багровой справедливости! — ответил Громила. — Как обещано! И ты, синь-белизна, все равно должен мне десять пенсов!

— И что? — собрав всю наличную храбрость, поинтересовался Фрэнк. За спиной Громилы виднелась банда — насупленная, грязная, ощетинившаяся дубинками и духовыми трубками и в сопровождении обычного обоза самодельных тележек. Банда по возможности не появлялась без этого снаряжения и превосходно умела им пользоваться.

Громила просунул свою рожу еще глубже в окно. Джесс начала незаметно подгребать к себе цветочные горшки — какие-никакие, а боеприпасы. Привередничать не приходилось.

— А я прощу тебе те бирюзовые десять пенсов, — произнес Громила, — если ты мне обеспечишь эту твою малиновую справедливость и разберешься с тем сине-лиловым гадом. Только слабо тебе, вот что, кармин-зеленка.

— Не слабо, — ответил Фрэнк. — Это ты про кого?

— Про того сизого гада, — пояснил Громила. — Вернона Уилкинса. Погляди, что он мне сделал. Вон, погляди! — И он сунул просторную ладонь прямо Фрэнку под нос, растопырив пальцы. На ладони лежало что-то маленькое, грязное и красное с одного конца. — Видал миндал? — поинтересовался Громила. — Зуб, вот что. Этот пурпурный гад мне его вышиб. Ну, чего скажешь?

Сказать Фрэнк мог только то, что Вернон Уилкинс молодец, но смолчал.

Громила просунул руку в сарай.

— И ты тоже, — обратился он к Джесс. — И ты погляди.