Анатолий Гуревич (Агент Кент) - Меня допрашивал Мюллер   ::   Кантор Юлия

- Посмотрев на меня, он вдруг резко спросил: "Вы хотите мне доказать, что из-за этого мальчишки произошли такие утечки информации, из-за него мы потеряли столько солдат фюрера?" Услышав от криминального комиссара Штрюбинга утвердительный ответ, вышел. Но на допросах в дальнейшем бывал неоднократно. Впрочем, в детали не вникал и вопросов не задавал. Наблюдал.

Позже Кенту предложили радиоигру против Советского Союза в обмен на сохранение жизни. Кенту устраивали очные ставки все с новыми арестованными товарищами по оружию, со многими - после того как их пытали. Наконец, ему прочитали расшифровку радиограммы из Центра: Москва поздравляла своего "уругвайца" с Днем Красной Армии и присвоением очередного воинского звания. А еще ему предъявляли материалы радиообмена между Центром и гестапо, действовавшим от его имени. Кенту снова предложили включиться в игру. И он согласился.

- Я решил "признавать" то, что гестапо и абверу уже было известно. Кроме того, готовя тексты для Центра, я изменял стиль своего доклада, манеру документации и прочие характерные особенности своего "почерка", надеясь, что сотрудники ГРУ догадаются о моей работе под контролем.

Из заключения по делу о реабилитации Кента: "Из протоколов допросов Гуревича усматривается, что он уклонялся давать по своей инициативе конкретные показания о деятельности советской резидентуры, ссылаясь на запамятование или недостаточную информированность. Подтверждал известные немцам из иных источников факты только после изобличения его на очных ставках другими арестованными или предъявленными документами... Своего настоящего имени Гуревич так и не назвал... Одновременно он, стремясь затянуть следствие и не причинить вреда не установленным немцами советским разведчикам, давал гестапо ложные показания... Объективность показаний Гуревича подтверждается приобщенными к делу материалами следствия гестапо... Их анализ свидетельствует о том, что на допросах он избрал правильную линию поведения, чем препятствовал немецкой контрразведке в раскрытии советской агентуры... В указанный период он также не выдал и сохранил жизнь лично завербованным им ранее советским агентам в Чехословакии, Бельгии и Франции - всего 15 сотрудникам".

А потом произошла история, придумать которую не решился бы даже детективщик с самой разнузданной фантазией: Кент завербовал руководителя зондеркоманды "Красная капелла" Хайнца Паннвица и еще двоих сотрудников гестапо. Кент играл на страхе Паннвица: после побега из-под ареста Леопольда Треппера - парижского резидента "Красной капеллы" высокопоставленному гестаповцу грозила отправка на Восточный фронт. В том, что война подходит к концу и его в лучшем случае ждет тюрьма, он тоже не сомневался. И пошел на сотрудничество с Кентом, то есть с советской разведкой.

В феврале 1945 года Кент в последний раз виделся с Маргарет Барча и со своим маленьким сыном Мишелем. Он был уверен, что вскоре, после окончания войны, они будут вместе жить в Ленинграде.

Кент вернулся в Москву в мае 1945-го и привез с собой завербованных немцев.

- Мы возвращались в Москву, и мне казалось, что самолет ползет, а не летит. Какая она, послевоенная столица, что стало с моим Ленинградом после блокады? Я семь лет не был дома. Я ничего не знал о родителях, я отвык быть Толей Гуревичем. Я семь лет не говорил на родном языке.

Через Красную площадь - в Воркуту

- Я уже мечтал, как пройдусь по Москве и Ленинграду, наконец увижу родителей. И вот мы выходим из самолета, спускаемся по трапу, и к каждому из нас быстрым шагом подходят офицеры НКВД и, вежливо поздоровавшись, сажают каждого в отдельную машину. Я попросил сопровождавшего меня: "Давайте проедем через Красную площадь". Он сухо ответил: "Вы что, не видите, куда мы приехали?" Мы прибыли почему-то в НКВД, на Лубянку, а не в ГРУ. Выйдя из машины, я увидел надпись: "Прием арестованных".